5 Рим до Ромула и Рема

и ему приснился я, автор. Я время от времени снюсь ему, не часто, но с самого детства — с тех самых пор, как я начал его придумывать.
Андрей Лазарчук "Мост Ватерлоо"

Урсула ле Гуин до этой книги была моим опытом читательского поражения. Знаете, как бывает, когда первая встреча с автором разочарует и ты думаешь: "Ох, нет, его/ее читать больше не стану". В девяностых прочла что-то в скверном переводе, решила - не моя писательница, и надолго лишила себя целого мира ле Гуин - только недоумевала, когда слышала восхищенные отзывы о ней. Спасибо Альпине за то, что переменила отношение. С "Энеидой" было иначе: во-первых прелестный травестированный перевод Котляревского "Еней був парубок моторний" и вот это вот все, который изрядно веселил в институте; во-вторых Вергилий - имя нарицательное, можно не знать "Божественной комедии", но нельзя не наткнуться на упоминание о нем в стапятиста книжках в значении "провожатый"; в-третьих, примерно из того же источника Дидона и Эней - без подробностей, но что-то невыносимо печальное.

"Энеида" - римский ответ Гомеру, известна меньше, чем "Илиада" с "Одиссеей". Постмодернизм, который растащил по косточкам сюжеты последних, не замахнулся на Публия Вергилия Марона, потому в нескольких словах. История странствий зятя Приама, троянца Энея (рожденного, между прочим, Венерой от связи со смертным) начинается в "Илиаде", он в составе посольства Приама к Менелаю, когда похищена Елена. Участник Троянской войны; потерял жену во время падения города; вместе с немногими уцелевшими троянцами и сыном Асканием оставил отчизну. После долгого скитания по морям и печальной истории с царицей Карфагена Дидоной, которую (а кто у нас мама?) Венера заставила влюбиться в Энея - несчастная покончила с собой после его отплытия - так вот, Кумская Сивилла предсказала, что он встанет у истоков великого царства на италийском берегу. Он и встал, женившись на царевне латинян Лавинии, а его потомки, Ромул и Рем - два брата, вскормленные Капитолийской волчицей, таки основали Вечный Город и Римскую империю.

То есть, смотрите. что делает Вергилий, он проводит прямую преемственность от героев и богов греческого пантеона к своему отечеству, позже этим приемом воспользуются российские политтехнологи, когда назовут Москву Третьим Римом (второй Византия, если что, а четвертому не бывать). Но вернемся к книге, в "Лавинии" Урсула ле Гуин рассказывает историю той самой девушки, дочери царя Латина, на которой Эней женился.и о ком в "Энеиде" буквально несколько стихов. В романе есть все: детство и смерть братьев, охлаждение к ней матери, не простившей девочке, что во время эпидемии выжила она, а не сыновья, сватовство нежеланного Турна, прибытие троянцев, недолгая война, сбыча многих предсказаний, и наконец замужество девушки. Совсем небольшая по объему часть посвящена ее дальнейшей жизни, притеснениям от пасынка Аскания после смерти мужа, удалению с сыном Сильвием в леса, и перехода власти к нему после смерти единокровного брата.

По сути, это феминистский роман, деконструирующий классическую мифологию, перенаправляющий внимание с мужчин и мужского мира войны на женщин и женский мир очага, семьи, детей. В послесловии писательница говорит, что ей было интересно работать именно с этим материалом потому, что в Риме и у его предшественников, латинян, а прежде этрусков, женщины играли куда большую роль в управлении, чем во всем древнем и античном мире. Она уютно чувствует себя в пространстве простых маленьких поселений Бронзового века, так не похожих на позднюю римскую пышность, в мире охотников-земледельцев и прях-ткачих, где боги являют себя людям. Невероятно атмосферный роман, неспешная размеренная, как календарный уклад людей того времени проза, которую так хорошо передает перевод Ирины Тогоевой. Спокойное достоинство даже в ситуациях, не предполагающих его. Не радикальный воинствующий феминизм, огульно винящий во всем "мужских свиней", здесь отец, муж, сын героини, многие другие персонажи - достойные мудрые люди, при том далеко не все женщины сестры.

Еще одна вещь, которая отличает роман - это постмодернистский прием присутствия сочинителя. Меня потрясло это в далеком 96-м, когда впервые столкнулась с авторским камео в "Опоздавших к лету" Лазарчука, не перестану любить тот гиперроман. Невзирая. Но вернемся к Лавинии, героиня осознает себя одновременно живой действующей женщиной, и персонажем, созданным умирающим вдали от родины поэтом. Который знает ее, как не знает никто, и в некотором роде создатель ее - не бог, но что-то меньшее или большее. Она любит его как самое близкое существо, и теряет его, и скорбит.

И вот эта двойственность самоощущения героини делает "Лавинию" уникальной, упоительно непростой и невероятно крутой книгой.

Book Addict Читаем с Майей