4

Столь уважаемые Ницше за неиспорченность аполлонистическим началом, доскоратические произведения действительно не столь испорченны излишней рассудочностью сюжета, в которых чувствуется и накал и глубокая мифологичностью. Не удивительно, что единственным трагиком, чьи постановки любил посещать Сократ - были трагедии Еврипида, которые уже внес в древний жанр первые ростки сократической мудрости, дуалистичности Афродиты и Артемиды, которые от привычных для эллинов трагедий, в наше время оставили лишь общие очертания.
В Есхиле, подобно Софоклу, ощущается та потрясающая стихийность, первобытная мощь греческой трагедии. Мы никогда в полной мере не сможем ощутить, того, что чувствовали древние греки, мощь хоров и силу той игры на их впившейся в кровь мифологичного мироощущения.
Прометей, "распятый" за избавление людей от страданий, оголяет перед нами ту глубокую первооснову древних мифов. Обладая даром предвидения, он все равно жертвует собой ради людей, идет на свою Голгофу и страдает перед всемогуществом божественной воли. Но здесь эта воля предстает во все не в том лицемерном свете, подобно христианским мифам.

Всех, говоря по правде, ненавижу я
Богов, что за добро мне отплатили злом.

Глубокая несправедливость, лежащая в основе мира не пытается быть уравновешенной, справедливостью где-то там, в мире потустороннем. Он принимает их, безропотно, подобно Иову: не желая раскаиваться и не желая отвергать, противоборствовать бежественному всемогуществу.
Так же как и библейский Иегова, Зевс старается сломить Прометея, демонстрируя свою силу, но и так же как и мог бы ответить Иов, соблазнявшим его к раскаянию перед Богом, Прометей ответил Гермесу:

Знай хорошо, что я б не променял своих скорбей на рабское служение.

Признать могущество сил, что над тобой, но не падать перед ними на колени. Вот та древняя мудрость греческого мифа, которая лишь в немного христианских ответвлениях дошла до нас.