4 "Люди любят смотреться в мутное зеркало."

Классик шведской литературы и лауреат Нобелевской премии Лагерквист - не путать с Лагекранцем и Лагерлёф)) - до сих пор мне был знаком только как автор рассказов. Не сказать, конечно, что и роман у него получился большой, но это только плюс, потому что книга очень тяжёлая. Насколько она исторична и достоверна, оставлю вопросы открытыми, потому что, честно говоря, не появилось желания окунаться ещё ближе в это итальянское средневековье и уточнять, о каких именно герцогствах и какой конкретно волне чумы идёт речь. Понятно одно - это уже после Петрарки, потому что стихи о Лауре декламируют на пиру, а по силе слова Венеции - скорее всего время где-то до середины XV-ого века. И сразу приходит в голову, что маэстро Бернардо, приглашённого герцогом ко двору для написания ряда картин, а потом помогающего с постройкой хитроумных военных машин, звали немного по-другому.

Но всё это так, просто про антураж. Теперь о главном: книга - записи карлика, личной принадлежности герцога (не знаю, как по-другому сформулировать). Я ожидала чего-то вроде Тириона Ланнистера или хотя бы придворного шута (ох уж эта сила шаблонов!), но оказалось совсем не так...

Астрологи играют в свои звезды, герцог играет в свои постройки, в свои соборы, барельефы и кампанилы, Анджелика играет в свои куклы — все играют, все притворяются. Один я презираю притворство. Один я живу всерьез.

Очень серьёзный человек этот карлик. Он не умеет улыбаться даже ради того, чтобы показаться окружающим милым. Внутри него кипит жажда убийства, поэтому он в прошлом задушил другого карлика, оставшись единственным представителем этого племени при дворе, поэтому же отрубил голову котёнку герцогской дочки, поэтому изо всех сил рвался на войну, когда герцог выступил походом. Он ужасно неприятная личность, которая при этом тщательно придерживается рамок объективности при описывании событий, лишь после позволяя себе высказаться о своём отношении, которое чаще всего можно охарактеризовать коротко - позыв к рвоте. Он не понимает любви, неясны ему духовные метания ("То вдруг сплошное ликование — мол, ах, как прекрасно, как великолепно быть человеком. То вдруг сплошная безнадежность, отрицание всякого смысла, отчаяние. Что же всерьез?"), он очень чувствителен к запахам и нечистоплотности, поэтому читателя постоянно сопровождает сомнительной приятности аромат средневековья, он уважительно относится только в самому герцогу, а все остальные для него...пыль? неразумные существа, ведущие себя хуже животных?

Люди как дети: одну игру тотчас забывают ради другой. Лишь ту игру, в которую я с ними сыграю, им не удастся забыть.

Та игра, которую людям не удастся забыть - массовое убийство на балу, от которого снова невольно возникают ассоциации с сагой Мартина. Карлик, по тайному приказу герцога, подливает вино всем представителям дома Монтанца (вероятно, имеется в виду Мантуя?), прибывшим на подписание вечного мира.

Мрачная атмосфера, мрачные события, включая чуму, мрачный, переполненный мизантропией рассказчик... А чего от него требовать, когда во младенчестве его продала мать:

Она получила за меня двадцать эскудо и купила на них три локтя материи себе на платье и сторожевого пса для своих овец.

И всё же книгу можно разобрать на цитаты, особенно если вам понадобятся красивые человеконенавистнические сентенции. Только про герцога, как бы он себя ни вёл, каким бы униженным и пустым ни казался, карлик не говорит гадостей.

Многие из задуманных моим герцогом построек остаются незаконченными. Красивые руины великих замыслов. Но в конце концов, и руины — памятник творцу замысла, и я никогда не отрицал, что он великий правитель.

Чувство завершённости чтения у меня не появилось. Мысли будут крутиться и раскладываться по полочкам не один день. Видимо, вот она - сила настоящей литературы: не нравится, но обдумывается... Не потому ли, что

карлику обо всем всегда известно больше, чем его господину.