5 Пятнадцать дорожных лет

Так случилось, что последнее время читаю много рассказов и, что удивительно, через один, встречаются рассказы о весне. Такой неожиданный осенний сюрприз. Люблю рассказы, наверно потому, что люблю с детства слушать истории хороших знакомых или случайных попутчиков в поезде.
Но постепенно сюжеты и разные герои в рассказах кажутся повторяющимися и начинаешь странно путать Тэффи, Бунина, Чехова и даже Акутагаву. Условно путать, конечно, узнавая автора, но про себя отмечая, читая одного из них: что-то подобное мне недавно рассказывали. А это просто перетекают слова, сюжеты, дыхание рассказов из одного в другой.
И вдруг совершенно иное: Весна в Фиальте. Иное, захватывающее предложениями, вмещающими целый эпизод или даже главу, словно тянется длинная красивая нота и ты слушаешь, затаив дыхание. И только начинаешь дышать, как перехватывает дыхание от узнавания незнакомого, словно передо мной медленно проявляют плёнку и сразу, не дав просохнуть, начинают прокручивать ретро фильм, от призрачной красоты которого невозможно оторвать глаз. И ты уже, как бабочка пойман в сачок и тебе всё равно, куда тебя пришпилят потом, лишь бы продолжалось это волшебное действо и успеть досмотреть до конца.
Волшебное место, вымышленный приморский город Фиальта, встречает тёплым неподвижным воздухом, платанами, можжевельником и "в бледном просвете, в неровной раме синеватых домов, с трудом поднявшихся с колен и ощупью ищущих опоры расплывчато очерченная гора св. Георгия ". А "море, опоенное и опресненное дождем, тускло оливково" и "никак не могут вспениться неповоротливые волны".
В названии городка Фиальта любой легко услышит фиалки и Ялту, ещё до признания Набокова в любви к Фиальте:

Я этот городок люблю; потому ли, что во впадине его названия мне слышится сахаристо-сырой запах мелкого, темного, самого мятого из цветов, и не в тон, хотя внятное, звучание Ялты.

Рассказ о любви, ускользающей подобно призраку или изменчивому ветерку с моря и непременно возвращающейся при неожиданных встречах.
Рассказ о ностальгии, тоске по родине, по былому, о чувстве, несущему в себе печаль и радость одновременно. И чего в рассказе больше ностальгии или любви, решать тому, кто читает. Мне показалось, что это самое щемящее произведение, пропитанное ностальгией, как неотжатая губка пропитанная водой, а стоит нажать и польётся боль, любовь, нежная, какая-то прозрачная эротика, радость и грусть, всё, чем пропитал её автор.
Собственно, рассказ построен на воспоминаниях. Герои встречаются в Фиальте и это не первая их встреча. Первая встреча произошла зимой 1917, в деревне, имении тётки, в шумной, звонкой толпе друзей, среди сугробов и ёлок. И с первой встречи словно были знакомы.

Я зову ее Нина, но тогда едва ли я знал ее имя, едва ли мы с нею успели что-либо, о чем-либо… «Кто это?»— спросила она любознательно, а я уже целовал ее в шею, гладкую и совсем огненную за шиворотом, накаленную лисьим мехом, навязчиво мне мешавшим, пока она не обратила ко мне и к моим губам не приладила, с честной простотой, ей одной присущей, своих отзывчивых, исполнительных губ.

Все следующие встречи в эмиграции, в разных городах Европы.
Почему они встречаются и расстаются, им самим неведомо. За время после знакомства, потянутся "пятнадцать дорожных лет", она успеет выйти замуж за Фердинанда, у него появятся неприкосновенные жена и дети. Встречи накрывают их прошлым и в то же время они словно не расставались никогда и не расстанутся вскорости после новой встречи. Встречи похожи и непохожи, и всегда начинались и кончались примерно так

— Шатается где-то с Сегюром,— продолжала она о муже,— а мне нужно кое-что купить, мы сейчас уезжаем. Погоди, куда это ты меня ведешь, Васенька?
Собственно говоря, назад в прошлое, что я всякий раз делал при встрече с ней, будто повторяя все накопление действия с начала вплоть до последнего добавления, как в русской сказке подбирается уже сказанное при новом толчке вперед.

Чем больше я знакомилась с Ниной, тем меньше я видела в ней просто женщину. Она вроде бы абсолютная женщина (любовная сообразительность была у нее бесподобна), буднично забегающая в магазин, но её появления из воздуха и исчезновения в никуда, заставляют заподозрить в ней мираж или призрак.
Мне трудно писать о рассказе, потому что он так сильно пронизан символами и в каждом предложении кроме красоты слога, видны разные образы и смыслы, и писать о них почему-то мне не хочется. Они наверно для каждого свои.
Хотя можно упомянуть о писателе Фердинанде, муже Нины, над творчеством которого иронизирует Набоков, и не понятно, он смеётся над собой или над конкретным писателем, потому что все образы словно срисованы с кого-то, кто знаком автору или он сам в каждом из них.
Можно написать о странном англичанине, который взглядом указывает герою на Нину при каждой встрече. И в нём, рискну предположить, Набоков предстаёт сам (хотя Набоков здесь повсюду). Риск небольшой, кто не вспомнит Набокова, если вдруг появляются бабочки?

Между тем англичанин вдруг решительно поднялся, встал на стул, оттуда шагнул на подоконник и, выпрямившись во весь свой громадный рост, снял с верхнего угла оконницы и ловко перевел в коробок ночную бабочку с бобровой спинкой

И про поезд и цирк хочу сказать. Они сопровождают каждую встречу. Сам рассказ можно сравнить с поездом, уносящим в прошлое. Цирк просто уносит в детство.
Ещё раз хочу написать о необычно длинных предложениях. Они как затяжной прыжок, как вдох перед погружением: вот сейчас вдохну глубоко, наберу побольше воздуха и... снова нырок.... выныриваю и глубокий выдох. Ощущение катания по волнам. Я даже ощутила физическую усталость после прочтения, как от тренировки, когда мышцы радуются отдыху и благодарят за нагрузки.
А потом меня накрыло молчание. Не с чем его сравнить. Это совершенно новое для меня.