3.5 "Время - лишь способ общения"

Если будете заставлять ребенка смотреть фильмы Тарковского, он однажды вырастет и заблудится в Долгой прогулке.

Я много думала о матери во время чтения Мартиролога. С ней первой связано имя Тарковского. Это она заставляла меня в детстве смотреть "Зеркало" и "Жертвоприношение" (а также полуночные трансляции итальянских опер): "Дурочка, это искусство". И я задумалась, не оставить ли это элитарное искусство случайными кадрами детской памяти - что-то в этом обрывочном несознательном есть от самого стиля Мастера.

И всё же параллельно с чтением впервые полноценно пересмотрела (оставив любимого незаставляемого "Сталкера" на отпуск, чтобы одним глотком, а не крошками). Да. Это искусство. Для меня скорее визуальное. Текст, сюжет кажутся вторичными, но надо еще пересматривать, возможно, визуал ошеломляет сразу, но потом ворвется в сознание и звук. Сила визуала такова, что в памяти из детства осталось пару картинок, и этого оказалось достаточно, чтобы, больше не учась, почему-то понимать, что такое композиция и кадрирование.

.

Я читала дневники Тарковского и думала о матери, странной потерявшейся душе, которая столько дала мне: чтение, немассовое искусство, взгляд вообще на всё с иного ракурса (а сколько недодала, об этом знает мой психотерапевт).

Я думала о том времени дефицита и уравниловки и о попытках (боем) не уравниваться. О (не/анти)советском интеллектуальном снобизме, насколько он был достижим (я переживала об Ольге из Мартиролога, которая, наверное, больше всего похожа на мою мать).

И о человеке, который живёт вне (надо - жил, но написалось так, в настоящем). Вне идеологии - идеологи отчаялись, махнули рукой и прямо говорят, мол, уж лучше снимай классику, а то еще как ляпнешь что-нибудь о современности... Вне границ - да, не всегда легко, но всё же: Канны, Италия, Швейцария, Англия. Вне языков: как органична чужая - какая из них чужая - речь в фильмах, вот она - мелодика языка, иной язык как музыка, как художественное средство, а не приспособление. Вне денег: во время сотенных зарплат долги по несколько тысяч! Десятки тысяч на фильмы - да, кинематограф дорогая игрушка. Вне земного в воинственно-атеистической стране: массовые игры с экстрасенсами начнутся чуть позже, но Тарковский уже лечит энергиями, уже в храме, и у Джуны, и в индуизме, и в буддизме, и в христианстве - но это же нормально для того, кто немного "неотсюда", кто мыслит не материальным, у кого столько внимания знакам, снам.

В Мартирологе Тарковский очень даже мыслит материальным. Его дневники - это быт, заземленное. Куда сколько денег. Постройка дома (в России, а потом в Италии, кажется, он из тех, кому все время надо строить). Расчеты фильмов. Зарплаты. Долги. Обустройство дома в деревне. Заботы со съемными квартирами в Италии и Франции.

И ломбарды... Мне малой казалось, время там застыло, не востребованное, просроченное, никем не покупаемое, когда мать опять и опять сдавала драгоценности после смерти отца и не выдерживала - что-то покупала, чтобы потом опять нести в комиссионку. Поэтому так отзывались переживания о кольце, о выкупе, о найденном в магазинчике перламутровом крестике. Странно, но эта вещественность, парадоксально свойственная позднесоветскому обывателю, отражается и в картинах Тарковского: эти одушевленные, движущиеся предметы, создающие идеальный кадр, который длится и длится, но всё равно не успеваешь его весь рассмотреть.

И я думала о стране (что такое страна? ведь люди же, да?), которой не нужен талантливый человек, нужен не выделяющийся, но которая вцепилась и не отпускает, точно паразит, тянет из гения валюту, "продукт", искусство, вытягивая одновременно жилы и нервы. Нельзя отпустить, нельзя дать работать, нельзя дать жить там и нельзя дать жить здесь. Я не могу этого понять. Если это делает славу стране и приносит деньги, почему не дать просто работать? Если не нужен - почему не отпустить? Но в заложниках - сын, постоянные проволочки с деньгами, интрижки, унижение. Я и не хочу это понимать. Мне кажется, если я пойму тех, я стану одной из них. Пока я не понимаю, со мной все в порядке.

Записки Тарковского - идеальный дневник. Личный, не на публику. В нем очень мало пафосных рассуждений о "высоком". Я почитала бы гораздо больше. Например, мысли о Гамлете, который сражался со временем (Тарковский видел то, что было в нем самом?), очень интересны. Но дневник - о "низком", о быте, родственниках, ссорах и примирениях. Странно, но мне было трудно оторваться, хотя - что, ну что там такого захватывающего?! В записках проступает объемная личность писавшего, ведь все мы стоим на земле, одновременно решая множество задач, держа в уме людей, вещи, деньги и проекты, в какие бы звезды ни улетали мыслью, - и мне нравится этот человек! В необязательных, не для печати записках, когда выливается просто то, что накипело, - у него много слов любви: сыну, жене (есть и разочарование, и обида, и недовольство, но - и любовь!). И до смешного мало похвал просмотренному кино (меня умиляет, что Тарковский находил возможность смотреть и массовые фильмы, даже "Живых мертвецов"). Знаменитые имена - вершина кинематографа - получили характеристики: стыдно за него, идиот и графоман, глупый, самовлюбленный и бездарный, снял очень плохую картину... Не странно, многие настоящие мастера так оценивают коллег (чего Бунин стоит!), забавно.

Чего катастрофически мало в дневниках, и что так хотелось там найти, - детали съемок культовых фильмов. Хотя и странно ждать от текста разоблачения тайн мастерства. Есть немного обсуждения сценариев и их черновые планы. Интересно, что финалы картин нередко менялись уже во время съемок. Было бы любопытно больше почитать, как подбирались актеры, какие случаи были на площадке, как вообще варится эта кухня. Все, что я поняла, что работа режиссера - огромна и многоэтапна. Это и поиск денег, и работа с юристами, и объезд множества локаций в поиске натуры, и знакомство с актерами. Сама съемка - ноль в дневниках, а так хотелось бы деталей, но их нет. А потом монтаж, еще монтаж, многажды монтаж. Озвучка. Фестивали. Прокат. Неудовольствие собой. Удивление от похвальных отзывов. Удовлетворение от работы. Опять сомнения.

Я погрузилась в чужую жизнь. И думала о матери, об искусстве, о быте, о деньгах, о времени. Времени, которое у Тарковского - вода, как он сам признается (что же тогда огонь? безвозвратно утраченное?), капает, протекает, заливает в фильмах и течет в дневниках пустыми хлопотами. Отдайте ему всё пустопотраченное время, верните, он хочет только работать!.. Пусть бы работал... Но времени, как всегда, не хватает... Единственная надежда - на парадоксальное:

Уверен, что время обратимо. Непрямолинейно, во всяком случае.

...творчество - это уже отрицание смерти.