1 О - отвратительно

Имела глупость без предварительного ознакомления прочесть эту книгу ребенку вслух во время его болезни — заинтересовала первая часть «Дети Ворона», попросил продолжения. Хочу пояснить, ПОЧЕМУ книгу категорически нельзя давать детям, тем более для самостоятельного чтения.

Если в первой книге настораживали некоторые шероховатости, то тут они просто царапали нескончаемым потоком. Во-первых, постоянная со всех сторон озлобленность. Озлоблены соседи коммуналки, дворничиха, Маня, озлоблены прохожие, перманентно озлоблена на всех Таня (по-моему, в книге вообще нет сцен, где бы она не огрызалась, причем даже на таких невинных одуванчиков, как Лютик), тайно озлоблена тетя Вера (за то, что лишилась прежней относительно приятной жизни), озлоблено на людей небо, дома, мебель, плюшевый мишка и далее по списку. Просто мрак. Среди неозлобленных — Бобка, Бублик, дядя Яша, Лютик и тот человек, что вернул карточки. Но тут у автора есть объяснения: Бобка — маленький, Бублик — собака, человек с карточками — сумасшедший, Лютик — что-то типа блаженного, а дядя Яша... а просто так. Должны же быть исключения )) Воспринимать книгу с такой атмосферой — очень тяжело.

Во-вторых. Если среди мыслей автора присутствовало желание показать, как члены одной семьи могут сплотиться и противостоять общей беде (что вроде как следовало из того, что в первой книге Шурка спас Бобку), то не реализовано оно вообще никак, потому что ни теплоты, ни доверия между членами этой семьи нет вообще. Шурка кидает пряники в урну. Таня ворует краски и врет. Тетя Вера скрывает, что отправляет посылки сестре. Дети не спрашивают о родителях. Дядя Яша уходит на фронт, не попрощавшись. Шурка слышит ночью Мишкины слова о том, что тот ненавидит детей, но не рассказывает брату (а ничего, что этот ненавидящий может и придушить его брата?). Бобка знает, что Мишка может лазить в картины, но тоже никому не рассказывает. Коммуникации нет, есть одни бесконечные шпыняния, огрызания, склоки. Дети живут не в реальности, а словно в каком-то отделяющем их от города аквариуме. Точнее — каждый в своем аквариуме. Реальность расплывчата. Память у детей в этих аквариумах - как у рыбки. Пропали родители? А, ну и ладно. Несколько дней не приходит домой тетя Вера? А, ну и ладно (в чем проблема дойти хотя бы до госпиталя, где она работала? За протухшей кашей же потопали). Исчезают соседи один за другим? Странно, но ладно. На двери появляется амбарный замок, а дворничиха волочит туда что-то огромное и тяжелое? Необычно, но ладно... Чувствуется контраст с детьми из книжек Гайдара, Рыбакова и прочих писателей о детях того времени? Пытливых, сообразительных, деятельных, разгадывающих загадки, строящих планы? Что это за аморфная сонная безэмоциональная амебная масса? Да даже Том Сойер из прошлого века бы на таких плевался. Ну ладно, я это списывала на состояние голодного отупения, пока не дошла до...

Та-дам! Бекона! Да-да, чего бы вы думали, до смерти захотелось голодному Бобке в царстве смерти? Конечно же, яичницы с беконом! Таким шипящим, ароматным, пузырящимся на сковородке! А давайте подумаем, где это Бобка мог ежедневно объедаться беконом, чтобы так хорошо во всех подробностях помнить его вкус и запах? Может быть, в садике? В манную кашку крошили? Или в детдоме — на подносах давали? Или тетя Вера на последние гроши покупала? То есть автор с честнейшими глазами нам говорит, что в 1938 (когда начинается первая книга) взрослые «из дома выходили без завтрака», а двухлетки наслаждались беконом? Судя по числу восторженных отзывов, тьма народу поверила в этот клюквенный сюр — действительно, разве завтрак советских детей как-то отличался от завтрака сегодняшнего англофила-либерала?

А вот дальше начинается уже эпичный фонтан грязного, агрессивного, манипулятивного бредового вранья: вы сами виноваты в своих страданиях, потому что ваши предки «город украли» у «законных владельцев» и теперь должны «испить чашу страданий до дна». У меня нет слов, чтобы выразить негодование гнусностью этой подлой мысли. То есть дети, еще не родившиеся даже до революции, «виноваты» в том, что народ совершил государственный переворот? И за это они страдают от бомбежек и голода? А дети из других стран, которые бомбил Гитлер, за что страдают? «Квартиры» украли? А квартиры красивые эти откуда взялись? От крови и пота тысяч рабочих, сутками гнущих спину на заводах, живущих в бараках и страдающих от туберкулеза? Среди которых, между прочим, были пятилетние дети, скрючившиеся на производстве по 12 часов в день за гроши... Так почему девочка Мурочка, жившая за счет страданий тысяч таких детей, веками, - безвинная жертва, а Шурка и Бобка — винее всех виноватых? Мурочку, как и любого ребенка жалко — но Ваньку (у Чехова) или Петьку (у Андреева) жальче в разы... Я представить не могу, как у автора вообще рука поднялась написать такое...

Далее. Очень выбесила мысль автора «городу без людей лучше, он без них красивей». Это что за дичь? Город — это люди. Город без людей — мертвечина. Самое лучшее в Ленинграде — ленинградцы. Это они отстояли свой город, это их стойкость и красота души сделала то, чего не смог бы сделать ни один город в мире. Это им симфония Шостаковича придала сил больше, чем хлеб. Автор всеми силами пытается вычеркнуть ленинградцев из города. Нет истории об умершем пекаре. О сотрудниках Института растениеводства, умерших от голода среди пакетов с семенами, чтобы сохранить их для потомков. О людях, пешком в мороз шедших на работу через весь город. Где они? Есть только озлобившиеся в очереди зомби, хапуги, спекулянты, людоеды... А они автору не нужны, он их ненавидит и отрицает. Все они — ленинградцы — по его мнению, пришлые чужаки-воры, захватившие город, который «принадлежал» горстке аристократов, ездящих на балы – и за это всех их вместе с поколениями потомков стоит разбомбить и уморить голодом. Позвольте, но разве аристократы построили все здания Ленинграда? Разве они создавали его промышленность? Его науку?

Далее. Дети относятся к вещам совсем иначе, чем взрослые. Они их одушевляют. Они могут разговаривать со своими стульчиками, курточками, ботинками. Они привязываются к вещам. И вот эта в книге вдалбливаемая мысль, что вещи их ненавидят — даже любимый плюшевый мишка — просто шокирует. Идет вразрез с мировоззрением. Тут что-то антидетское.

Но самая червоточина книги — это та подлая ложь, которую многие почитатели автора выдают за редкое откровение — то, что озлобленная Таня додумала на школьном уроке «Хороших и плохих людей не бывает. Когда людям хорошо — они хорошие, когда плохо — плохие, когда ужасно — они ужасные». Ну здорово. Тогда в чем ценность человека как личности? Корми и обогревай — и он хорошим будет. Как амеба. А нет кормежки и тепла — можно хоть кого резать, «жизнь такая», ничего страшного. Хотя любой неглупый ребенок и так замечает, что в критических ситуациях люди ведут себя абсолютно по-разному. Выжить на самом деле не так уж и сложно. Сложно остаться человеком. Сохранить душу и лицо. Что ленинградцы и сделали. И именно об этом я рассказала своему ребенку, когда он спросил, почему на здании аэровокзала в Пулково красуется не просто название, а надпись «Город-герой Ленинград».

И последний аккорд этой мерзости — медвежье харакири в печке, от которого ребенок разревелся. Я уж не говорю о том, что этот персонаж всю дорогу вел себя по принципу психопатов «Стой там — иди сюда» - то он детей ненавидит, то он детей спасает — но, видимо, либеральную душу автора так греет всечеловеческий образ безвинной жертвы на кровавом заклании, что она и думать не желает, как это отразится на детской психике...

P.S. Оценку выше нуля поставила исключительно как поклонница хоррора, за создание страшной атмосферы там, где дети остались ночью одни в пустой квартире, и образ мертвой дворничихи с горой карточек под рукой и улыбающимся мишкой напротив. Интересно, как же он ее все-таки убил?