4 Не факт, что «Авессалом» — это идеальный текст, но то, что он имеет право на жизнь и то, что его надо читать – это точно.

Эта книга известна как суперклассика, которая сформировала целые пласты современной литературы («поток сознания», «ненадёжный свидетель», «живописание пропащих») и за которую дали нобелевскую премию. Поэтому я долго тащил себя за уши к этой книге, но что-то меня держало. Перед началом чтения был соблазн почитать рецензии и комментарии. Однако, я принципиально пытаюсь заставлять себя сначала прочесть текст и только потом ознакомляться с комментариями, если захочется. Часто даже не хочется. Поэтому я бесстрашно нырнул в прорубь «Авессалома» и честно грёб под её льдом три с половиной главы. Надо сказать, что грести было легко и даже приятно: текст написан гладким потоком сознания на основе чистого точного марктвеновского языка: потоком интересных событий и разумных мыслей с искорками мудрости, шалости, свободы и смелости. В таком потоке можно плескаться бесконечно, если автор помогает подруливать хоть каким-то сюжетом и развитием героев. Однако, тут не было ни сюжета, ни героев. Вернее, герои были, но с ними происходил какой-то полнейший кавардак.

К середине четвёртой главы я сдался и вынырнул, потому что я понял, что со мной играют а литературное регби: десятки событий, героев и мнений бегут со всех сторон на меня и мимо меня, подобно классическим стампедам Дикого Запада. Первые три главы я наслаждался бурной красотой бегущих, хаосом жизни, столь точно и тонко переданного текстом, а также литературным гурманством хорошего языка. Однако, в какой-то момент надоело. Я задался всё тем же вопросом, которые не даёт мне наслаждаться Набоковым, а также многими другими знаменитыми потоками сознания, даже при энергичном и многословном признании тонкости и образности их языка. Это вопрос «Нахера?». Нахера меня затапливают персонажами и событиями без малейшей попытки хоть что-то про это объяснить? Ещё в середине второй главы я понял, что вокруг зловещего Томаса Сатпена произошло немало хтонической херни. Следующие две главы автор углублял и расширял для меня это знание, но ничего нового не добавил. Наконец, я устал и решил всё-таки заглянуть в рецензии, исследования и комментарии, чтобы понять, к чему это всё.

После чтения рецензий я, конечно, всё узнал и понял. Кто кого убил и что хотел сказать автор. Иногда такие спойлеры портят ощущение от книги, но вот конкретно в случае Авессалома, они всё улучшили. Пожалуй, всем могу посоветоваться заранее почитать об этой книге перед самим чтением. Когда я понял, о чём это всё и зачем, мне стало совсем легко спокойно наслаждаться текстом, отмечая оттенки и полутона, без яростных попыток понять, что происходит. Например, мне очень понравилось, как в конце третьей и пятой главы появляется один и тот же Уош Джонс с одним и тем же вопросом, но в совершенно разном контексте и с совершенно разным комментарием. Но особенно круто было, конечно, когда мисс Роза Колфилд померла и пацаны бросились её декомпозировать. На этом месте я окончательно понял, что такое полифонический роман.

В старших классах школы рассказывали, что полифонический роман изобрёл Достоевский, но та полифония (если не сказать какафония), которую я обнаружил в «Авессаломе», затмевает Достоевского как туча звезду. На фоне «Авессалома» «Бесы» кажутся наивным сочинением простого человека. В «Авессаломе» всё происходит одновременно и влияет на всё. И это прекрасно! Настоящая жизнь именно столь полифонична и какофонична. А люди это всё интерпретируют, умножают сущности и параллелят реальности. То, как это ощущение передал Фолкнер, в «Авессаломе» — это потрясающе! За одно это ощущение надо читать и перечитывать эту книгу. Также, конечно, прекрасно, что у книги есть мессадж о том, что надо любить не деньги и власть, а друг друга. Это тоже хорошо.

После чтения столь элегантного и сложного текста трудно спрятаться от параллелей с Набоковым. Так вот, Набоков окончательно умер для меня на «Даре», когда я продрался через его красивости до того места на четыреста двадцатой странице, где Набоков объясняет, что не верит в «литературу идей», а верит только в «литературу состояний». Поскольку я верю исключительно в «литературу идей», написанную языком, полным состояний, то позиция Набокова кажется мне смесью лентяйства и пораженчества. А вот фолкнеровский текст, который выстраивает монументальные идеи через монументальные состояния, показался мне вершиной литературного искусства.

Есть только одна проблема: поражает уровень требований, предьявляемый Фолкнером к читателю. Несколько офигеваешь от того, сколько усилий должен приложить читатель, чтобы пробурить монолит этого текста до своих собственных находок! Не могу понять хорошо это или плохо. Вовсе неочевидно, должен ли идеальный текст заставлять читателя работать столь на истощение. Есть же тексты, которые текут как река и трудно остановиться их читать. Из соплеменников и даже современников Фолкнера это, например, Стейнбек. А уж, прости господи, «Унесённые ветром» выглядят и вовсе голимой попсой на фоне «Авессалома», однако, продажи обеспечили в разы большие… Короче, не факт, что «Авессалом» — это идеальный текст, но то, что он имеет право на жизнь и то, что его надо читать – это точно. Приятного чтения!