2.5 Третьего шанса не будет

Последний раз так безбожно во время чтения я засыпала на предыдущей книге автора, «Тринадцатой сказке». Колыбельное творчество у г-жи Сеттерфилд, для себя называю подобное бессмысленным мельтешением, когда в сюжете вроде что-то происходит, но мозгу скучно, и он отключается от бессмысленной траты энергии.

В книге полно воды, налитой для объема. Десятки страниц занимают малосодержательные диалоги и 100500 обсуждений в разных вариациях, как мертвая девочка вдруг ожила. Потом еще 100500 обсуждений, чья она на самом деле дочь. Автор самозабвенно эту воду в ступе толчет, и когда в очередной раз заводится шарманка «Как это понимать: была мертвая, а потом ожила?», хочется просто выбросить книгу.

Некоторые из персонажей увлеченно разговаривают с лошадьми и свиньями, на свиньях, кстати, какая-то особая фиксация, уж не знаю, с чем это связано. Возможно, автор узнала, что интеллект этих животных, по утверждению некоторых ученых, находится на уровне трехлетнего ребенка и впечатлилась?

Также г-жа Сеттерфилд, похоже, воочию наблюдала процесс фотографирования древним аппаратом и присутствовала при печати снимков, снова впечатлилась, а затем миллион раз описала всё это в книге. Десятки страниц как нужно встать, как замереть и не моргать, как жать на кнопку, а потом проявлять карточку читать скучно и однообразно. Стойкое ощущение, что автору не о чем рассказывать, история сама по себе небольшая, ее можно завершить в три раза быстрее или вообще уложить в рассказ, но объем, видимо, имеет приличное финансовое подкрепление. Приходится терпеть многократные повторы и тонны смысловой воды. В какой-то момент поймала себя на мысли, что мне уже безразлично, чем всё закончится.

Некоторые писатели обладают удивительной способностью абсолютно всех своих персонажей делать непривлекательными (я не про внешность) до такой степени, что ни симпатии, ни сочувствия, ни сопереживания они не вызывают. Так было с героями в «Тринадцатой сказке», так же вышло и здесь. Дело в том, что все они нежизнеспособны, они просто шаблон, который автор пытается оживить, прикладывает к ним лекало и режет, красит, подшивает – словом, придает неживой материи человеческие функции. В итоге получается кадавр, творение Франкенштейна – ходит, говорит, совершает какие-то другие действия, но все это фальшиво, вымученно, и неправдоподобно.

Между «Сказкой» и «Рекой» тринадцать лет разницы, вроде как мастерство должно прогрессировать, но впечатление, что все наоборот. Обычно я даю автору второй шанс, если с первого его творчество не зашло, но третьего раза уже не бывает. Так что с Дианой Сеттерфилд прощаюсь навсегда.