5

Вечер перед экзаменом по математике, самым сложным и страшным на сессии. Мозга на учебу уже не хватало, поэтому решила полностью отвлечься и почитать что-нибудь легкое и приятное. Пара часов до сна пролетела незаметно)
Полный восторг! Читала – и узнавала свою школу. Дело в том, что я сама учусь в учебном заведении, которое с натяжкой можно назвать подобием Второй Школы (называется СУНЦ УрФУ, если это что-то скажет)). Конечно, СУНЦы появились намного позже, у нас уже нет столь знаменитых преподавателей, да и ученики помельчали, ЕГЭ принуждает менять систему преподавания (хотя и уроки в виде диалогов, и «а теперь послушайте, как оно на самом деле», и дружеские отношения с учителями есть и у нас), да и эпоха совсем другая, раньше трава определенно была зеленее… Но главное – та же особенная атмосфера – осталось. И так здорово читать и знать, что такое было и до нас, сравнивать мысли и впечатления.
Ведь да, первые месяцы в СУНЦе у меня было точно такое же чувство:

Вторая школа (типовая послевоенная постройка на задворках универмага «Москва») была элитой школьной Москвы.
Мы пришли из своих школ отличниками, звездами, а здесь выглядели так себе, первые месяцы многие опасались попросту вылететь из школы. Причем не вследствие какогонибудь там буйства молодецкого, а тихо и бесславно – не сдав очередной зачет

Ведь да, на уроках литературы (да и не только литературы) у нас все так же!

…Так вот, этот чудак с мундштуком на одном из первых уроков стал зачемто читать вслух занудную сцену объяснения в любви из тургеневского «Накануне»…
– Ну как? Нравится?
– Если честно, сам я в любви еще ни разу не объяснялся. Но, помоему, это делается не так.
Класс загоготал, учитель вместе со всеми. Он заговорил о вымученности языка, надуманности эпизода. Прочитал совсем другой, действительно классно написанный кусок из того же романа.
Это было невероятно. Не то, разумеется, что классик, портрет которого висел тут же, мог писать так себе, не ахти. К девятому классу это уже не было для меня открытием.
Невероятно, что об этом можно было говорить – в школе, в классе, на уроке. И даже имело смысл говорить. Говорить о том, что думаешь.

И болтовня за жизнь с учителями, и «неправильные» мысли, которые можно высказывать вслух и даже слушать от учителей, и постоянные сумасшествия на ровном месте…

Неразлейвода дружбой наше совместное раздолбайство, пожалуй, не назовешь. Точнее тут будет слово дружество (копирайт: Пушкин)

Теперь я знаю, какой книгой буду зачитываться в минуты тоски по своему СУНЦу. Ибо про наш лицей подобной книги, увы, никто еще не написал. Небольшие рассказики-моменты из жизни, узнаваемые характеры и знакомые мелочи быта, которые погружают в такую родную атмосферу…

Что стало конкретным поводом для разгона школы? Демонстративное диссидентство Якобсона? Плохо скрытое – других учителей? Отъезд Сивашинского в Израиль? Вовремя подоспевший очередной Крукин донос? Чтото еще? Разве в этом дело? Удивительно не то, что разогнали. Удивительно, что была.