3.5 «Мамаша, скажите им, что я дурак» – «Не поверят, Павлуша»

Остроумная пьеса с большим количеством смешных выражений. Со  смешными ситуациями сложнее.

Первое действие прошло на ура – бытовуха и диалоги семейства из бывших с участием кухарки и жильца (видно, подселённого по уплотнению бывших). Начало первой пьесы Эрдмана – внятное совпадение с первой пьесой Островского («Свои люди»), но самостоятельное. Пока глаз режет только горшок с молочной лапшой на голове жильца: «А если бы я в этой лапше до смерти захлебнулся?.. По-вашему – это горшок, а  по-нашему – это улика».

Второе действие вроде бы тоже ничего – сватовство других бывших к первым бывшим. Но глаз режет изрядная ненатуральность ситуации с кухаркой, которая послушно долго и терпеливо молча сидит, накрытая ковром, потому что хозяева так спрятали от гостей платье императрицы Александры Фёдоровны, случайно надетое на кухарку. «Настька, не ёрзай. Ты на заряженном пистолете сидишь… Ты тем местом, которым сидишь, не чувствуешь, в которую сторону он направлен? И не дрожи, потому что в нём семь зарядов… Всех перестреляешь». Ковёр на кухарке, кухарка под ковром – явный перегиб насчет правды жизни. Да и само платье Александры Фёдоровны будто для гимназисток здесь придумано, а не для мощной поступи рабочей мозоли. Глупостей же душа не просит. Кстати, кухарка – та самая, которая готова управлять государством, но ей суждено быть управляемой государством.

В третьем действии перегиб правды жизни низводится до полного идиотизма разыгрываемой ситуации. Идиотизм сглаживают жемчужные вкрапления незабываемого и неповторимого послереволюционного языка освобожденных от царизма классов. «Если вы меня за дурака считаете, то вы меня этим удивить не можете». «Дочь у меня барышня кругленькая и ничем осрамиться не может. А если Варюшенька носом не вышла, то она и без носа для супружеской жизни очень приятная». «Я бы на месте Валериана Олимповича просто бы на меня наплюнула».

Конец не приносит катарсиса сюжету. Вот как-то и получилось, что началось заздорово, а потом скатилось в какой-то капустник, бурлеск, буффонаду и кафкианство. Тьфу ты, про Кафку в 1924 году еще никто не знал…

«Простите меня за намёк, мамаша, но вы врёте».