2

Странное влечение к книгам такого рода родилось во мне очень давно. Мне было около 8 лет, и я терзала первый том Чуковского. Серая такая книга со странной абстракцией на корешке. Стишки его я тогда уже не очень любила, и радовалась От 2 до 5, временами заглядывая и дальше.

В тот раз это самое дальше завело меня на чудные несколько страниц, где Чуковский писал о Лидии Чарской. Причем он очень заметно ее не любил, и развлекался тем, что выстраивал типичный сюжет, показывал типичных героев. Ну и просто высмеивал как мог.

После этого я хваталась за все попавшиеся мне книги Чарской. И да, они в самом деле были так ужасны и предсказуемы.

С Элизабет Мид-Смит - то же самое. Я думаю, ЧАрская наверняка у нее и училась.

Мид-Смит - это сиропчик в стиле: старшая сестра научилась младшую в конце молитвы благодарить Бога за то, что он забрал маму на небо; девочку никто не любил, она страдала и чуть не умерла, и все снова ее полюбили.

Это девичий мирок, да - но в худшем его проявлении: когда девочкам можно быть девочками по часу в день, а говорить по душам с восьми до девяти, когда за самую невинную шалость девочки изгоняют другую девочку из своего круга, и преследуют с нетерпимостью маленьких зверенышей, когда какую-то ерунду считают едва ли не смертным грехом, когда ребенку могут сказать: если твоя одноклассница умрет, в ее смерти будешь виновата ты, хотя для этого нет ни единого повода.

Этот мир затхлый и печальный.
На самом деле Этти в самом начале книги была права - ее в самом деле везли в тюрьму, в странную такую, девичью тюрьму.
Это история о стокгольмском синдроме. Но теперь такие вещи меня уже не забавляют.