5 «На войне не всякая прямая, проходящая на местности, выводит к намеченной цели кратчайшим путем.»

«Неожиданно я даже поймал себя на том, что время от времени повторяю негромко: «Ничего, выдюжим!», и усмехнулся: «Самогипноз, что ли?»
Дело тут было, конечно, не в самогипнозе. Просто Янков очень точно выразил одной фразой то, о чем весь день думал, и я сам, — сил маловато, нет ни одного танка, но любой ценой надо устоять, «выдюжить». Даже если очень многим из нас придется остаться здесь навеки...»

Петр Николаевич Лащенко, генерал армии
Одни из самых четких мемуаров, дающих полную картину войны, ее манипулятивности и ситуативности, а также демонстрирующие ее управляемость. Потери, передаваемые в сводках командованию, всегда можно понизить до нужного, более приличного предела. Но вот тот факт, что взводные и ротные командиры погибали очень быстро и больше шести месяцев на этих должностях почти никто не задерживался, говорит сам за себя. Стоило однажды на начальника штаба, или любого штабного работника бросить тень подозрения в его некомпетентности, как он из талантливого военного тактика превращался в человека-тень. «Поговаривали также, что склонность к перестраховке появилась у него после неудачного боя, всю ответственность за который пытались возложить на него одного. Начальнику штаба дивизии грозили серьезные неприятности, но в конце концов все обошлось. Произошло это с год назад, на другом участке фронта, но, как видно, зарубку в памяти оставило прочную, и Андрей Иванович, прибыв в 322-ю, стал осторожничать даже тогда, когда требовалось проявить максимум распорядительности.» Командиры полков, словно упрямые водители на дороге, не желали устанавливать контакт с соседями, ссылаясь на устав, который действительно был по-дурацки написан. Согласно уставу, связь с соседним полком должен был устанавливать находящийся справа. Он же и должен был обеспечивать своего соседа связью! А ведь, если атака продумана так, как это должно было быть сделано, то и жертвы всегда минимальные. У каждого взводного должен был быть план, показывающий расположение ступенек в стенках передних траншей, по которым нужно выскакивать на бруствер; места проходов в колючей проволоке и минных полях; номера танков, за которыми должен наступать каждый взвод… Но все это действовало, если бы не твердолобость штабников, которые боялись отступить от первоначального плана, даже если все шло наперекосяк. Так, Глуховская операция готовилась очень тщательно. Но уже на второй день наступления некоторые из первоначальных факторов изменили свою величину, вопреки плановым наметкам. Полностью, например, перестал действовать элемент внезапности. Противник уже разгадал направление главного удара наших войск и приблизительно определил их группировку. Понеся определенные потери за сутки боя, дивизии первого эшелона были уже значительно ослаблены, в то время как враг подбрасывал на это направление не только резервные пехотные подразделения, но и танки, орудия, снятые с неатакованных участков, все более наращивая свое сопротивление. Снова и снова, получается, искусственно создавались ситуации по Ленину, когда немцы (верхи) не могли править по-старому, а наши (низы) не могли атаковать по-новому. «Возникла своеобразная ситуация, когда мы уже не в состоянии были таранить немецкую оборону с прежней силой, а противник еще не окреп настолько, чтобы полностью остановить наше продвижение.» А если было необходимо подыграть немцам и в очередной раз замедлить наши войска, то просто не высылалась авиация прикрытия и немецкие бомбардировщики правили бал над расположением наших войск. «И в эти дни, и позже пехота не раз добрым словом вспоминала, как славно поработала наша авиация при прорыве вражеской обороны в районе села Прилепы. Господствуя над полем боя, она наносила гитлеровцам огромный урон, нагоняла на них панический страх. Теперь же роли переменились: немецкие самолеты досаждали нам постоянно, а своих мы почти не видели.» А ведь для того, чтобы подставить колонну на марше под вражеские бомбардировщики достаточно было пустяка… А еще бывало, что бывшего штабника, в качестве наказания, направляли командовать батареей. «Человек новый в батарее, он не участвовал до этого в сколько-нибудь серьезных боях, проходя службу при штабе полка, и теперь растерялся. Видя, как все ближе подкатываются к огневым позициям серо-зеленые волны немецкой пехоты и гуще рвутся вокруг снаряды и мины, он решил, что гитлеровцы вот-вот окружат и захватят орудия, и, чтобы не допустить этого, приказал отойти на исходный берег реки. В результате 6-я стрелковая рота осталась без огневого прикрытия. Создалась реальная угроза потерять вместе с ней и захваченный участок на том берегу — единственный здесь плацдарм.» Вот такая вот получалась позиционная война. Или взять форсирование Днепра. Почему ни у кого не возникает вопросов, зачем форсировать реку именно напротив укрепленного немцами берега. Или зачем было долго выжидать до тех пор, пока немцы не укрепятся на берегах реки. Более того, словно крысы под трубочку крысолова, наши войска упорно пробивались вперед к месту форсирования по открытому месту, да еще по зыбучим пескам. Некоторые командиры, не поддавшись «заманчивому» плану подставить свои подразделения под пули, искали другие места для форсирования реки и им удавалось переправиться там, где немцев не было. Да ведь и не могли немцы перекрыть весь Днепр. Зато, если оставлялся какой-нибудь населенный пункт ввиду объективных причин, то сразу же заявлялась на позиции специальная группа офицеров для выяснения обстоятельств дела. Подавляющее число побед немцев зависело от неправильных оценок обстановки штабами.
«322-й предписывалось незамедлительно передать соседу слева — частям 8-й стрелковой дивизии — всю полосу нашей обороны по левому берегу Припяти и форсированным маршем переместиться в район севернее Киева. Весь путь предстояло проделать не по прямой, а по маршруту в форме буквы «П», для чего отойти сначала в тыл. за Днепр, спуститься вниз по течению вдоль западного берега, а затем опять переправиться через реку и занять позиции в районе колхоза «Приднепровский». Отход с оборонительных рубежей следовало провести в строжайшей тайне и только ночью, чтобы немцы не обнаружили исчезновения на передовой целой советской дивизии и не стали чересчур досаждать нашим преемникам своей возросшей агрессивностью…

Пока немцы спали и собирались с силами, наши теряли их попусту. «Через несколько часов начали прихрамывать, сбив по такой дороге ноги, и многие бойцы. Одолеть за ночь расстояние в 50 километров, как это планировалось в штабах, оказалось делом весьма трудным. Несмотря на все наши потуги, головные батальонные колонны достигли района дневки лишь через 14–16 часов после начала марша, а тылы добрались туда и того позже.» А потом надо было сделать наспех линию открытых траншей и окопов, и ждать немецких танков. Чтобы заметать следы с потерями, штабисты любили под конец боя переподчинять полки и дивизии, видимо в зависимости от того, у какого корпуса больше, или меньше потери. А еще, это хорошо играло на руку немцам в тех случаях, когда полк сам не отступал и хорошо сражался. «Выяснилось, что под конец боя нас опять переподчинили и мы входим теперь в состав 15-го стрелкового корпуса. Последний выдвигался в это время из глубины для занятия обороны на рубеже Пилиповичи, Радомышль, фронтом на юг. Соответственно и нам передали приказ отойти на рубеж Пилиповичи, Бежев, закрепиться и отразить попытки гитлеровцев продвинуться на северо-восток. Только с получением этого приказа полки 322-й начали оставлять свои позиции. Организованно, с оставшейся исправной техникой, минуя занятые неприятелем маршруты, они уходили в ночную темень, чтобы в скором времени продолжить эту незавершенную битву.» И все нужно было начинать сначала. Заставляя солдат выполнять зачастую непосильные задачи, командующие сами порой не верили донесениям об их исполнении. И снова, словно желая в очередной раз плюнуть солдатам в душу, на позиции направлялась с проверкой комиссия. «Получив донесение об итогах боя и наших трофеях, даже Черняховский усомнился, так ли это. Он приказал еще раз пересчитать пушки и точнее указать, куда вышли оба правофланговых полка. Вскоре в район высот прибыла группа штабных армейских офицеров. Они подтвердили, что все соответствует действительности: противник потерял всю свою артиллерию, а части 322-й вышли на новый рубеж.» А ведь в то время, пока у наших регулярных частей отсутствовала радиосвязь, немецкие лазутчики с портативными радиопередатчиками в открытую бродили по нашим позициям, переодевшись в советскую форму. Вот так и шли на Берлин. И почему-то, только до Берлина дошли. А дальше англо-саксы не пустили… Аминь!