4 Семиотическая фантасмагория

Такие семиотические фантасмагории трудно читать, но еще труднее их написать, наверное, поэтому чаще всего их создают профессиональные лингвисты, философы или теоретики литературы. Начав читать в рассчете на остроумный коктейль из науки и беллетристики, я сразу подумала, что нечто подобное в моей жизни уже было: ассоциации с «Пеной дней», «Академическим обменом», «Рассказом лектора», «Следующей историей», «Днем поминовения» и далее по списку вплоть до «Обладать» и «Алисы…» не покидали меня до самого конца.

Насколько я поняла, авторский замысел состоял в том, чтобы через квазидетективно-квазишпионский-квазиполитический сюжет погрузить читателя в мир семиотики/семиологии, вручив роль неофита полицейскому Байару, более чем далекому от постмодернистских «завитков логоса» и лингвистического поворота, а вместо иллокутивных актов знакомого с совсем другими актами (вы что сейчас подумали? - с правовыми, конечно же). Роль своеобразного Вергилия, проводника Байара-Данте в таинственном лесу смыслов, отдана аспиранту-семиологу Симону Херцогу. А вместе с ними в романе действуют реальные разрушители гуманитарных основ XX века Р. Барт, Ж. Деррида, Ж. Делез, Ж. Лакан, У. Эко, Ю. Кристева, Дж. Серл, М. Фуко, Ж.-П. Сартр, Н. Хомски, Ф. Гваттари и даже Р. Якобсон, а также персонаж Д. Лоджа Моррис Цапп. И это если не считать многочисленных ссылок на другие знаковые имена и не принимать во внимание политическую линию, где действуют французские президенты Ж. Д’Эстен и Ф. Миттеран. Конечно, это книга написана в первую очередь для французов, и в ней упоминаются имена массмедийных персон, многое говорящие современному французу и лишь чуть-чуть – отечественному читателю, оказывающемуся в позиции наивного субъекта, до конца не улавливающего нужных контекстов.

Воспринять книгу просто как детектив, сатиру, китч или пародию мне в полной мере не удалось – она перерастает любую форму. Или, возможно, это был тот редкий случай, когда образование мешало, как кость в горле, тормозя рефлексы, тонко рассчитанные автором. Мне было немного неловко соединять в сознании великие имена с наркотиками, мастурбацией, разнузданным гомосексуализмом и тем более с убийствами. В этих сценах меня охватывала странная жалость к самой себе, ведь после прочтения уже ничто во мне не будет, как прежде. Я, конечно, далека от мысли, что слово «хороший», примененное к ученому с мировым именем, распространяется на все остальные его личные контексты, и видела тому тьму примеров, но в этот раз это было все равно как увидеть учителя, повлиявшего на твое мировоззренческое и личностное становление, голым, обдолбанным, размахивающим надутым, как воздушный шарик, презервативом, и писающим в фонтан Треви в окружении малолетних проституток всех полов. Есть вещи, которые знаешь, конечно, но хотел бы не знать. Поэтому, честно говоря, мысль о потайной цели Л. Бине, создавшего именно такой сюжет и так отвязно зафантазмировавшего своих героев, мучила меня на протяжении всего чтения. Ведь, если следовать букве и духу Р. Барта, то он затеял все это не стёба же единого ради? И не из зависти же к схеме Дэна Брауна, где тот же галоп по миру и расследование «культурного» преступления в паре с непрофессионалом на фоне древних артефактов и спекулятивных современных мистерий?

Тем не менее книга подействовала на меня, как упавший в грязь (!) Иванушка на Несмеяну. Ощущение прикольной словесно-смысловой игры настигло меня сразу же на первой странице и усиливалось, грозя перейти в умственную эйфорию, в неукротимое буйство интеллектуальных эмоций. «Седьмая функция…», безусловно, явление на литературном небосклоне и достойна отдельного места на гарвардской полке будущих филологов. Я чувствовала себя теннисным мячиком в замысловатом поединке опытных лингвистов-теннисистов, который оказывается то на стороне семиотики, на поле знакомых имен и цитат, то на стороне ничего не понимающего Байяра, листающего французско-ролано-бартский словарь и продирающегося через Коллеж де Франс, левацкий Венсен, «Клуб Логос», конференцию в Итаке и прочие дискурсивные локусы и топосы с их соблазнительной французской заумью.

Не стану утверждать, что в этой квестоподобной книге все было понятно. В ней полно заковыристых цитат, исторических вставок, оригинальных терминов, пьяной абракадабры, лозунгов, фейков, аллюзий и кажущихся беспредметными холиваров. Она требует от читателя некоторой подготовки или предзнания, но, может, даже в большей степени – естественного любопытства к расшифровке знаковой реальности и адептам деконструкции. Поэтому, вооружившись учебником по современной семиотике, парой словарей, а если повезет, и личным проводником (филологом или философом), можно получить полнейшее удовольствие от текста, как и завещал нам великий… нет, не Ленин, а, конечно же, Ролан Барт.