4.5 Что это вообще за шапка? Почему у неё два козырька?

При всём моём равнодушии к уголовщине, есть у меня очень небольшой список детективных авторов с пометкой «надо почитать, потому что это классика». Для чего? Пожалуй, что для общего культурного развития, чтобы было о чём разговаривать с людьми — почему-то большинство из них не готовы поддержать разговор об особенностях комплектования команд испанских галеонов в XVII веке. Странные они какие-то, правда? Так вот, на первом месте этого крошечного списка с удобством расположился сэр Артур Конан Дойл, ударами оксфордских туфель отбивающийся от Агаты Кристи, которая тычет в него дамским зонтиком в попытке его спихнуть и занять освободившееся место.

Все нормальные люди, родившиеся и выросшие в советском и постсоветском пространстве, обожают фильм с Ливановым и Соломиным, который признан настолько удачным и каноничным, что в сувенирном магазинчике на Бейкер-стрит играет музыка именно из него. Естественно… я его не смотрел. Я не виноват — просто в моём детстве телевизор чаще был сломан, чем работал, и поэтому вместо нормального для большинства наших соотечественников времяпровождения мне приходилось заниматься какими-то странными вещами. Читать про испанские галеоны, к примеру. Но недавно (спасибо долгому больничному) я посмотрел совершенно другую картину, до ужаса неканоничную, название которой я не буду называть (вы и так его прекрасно знаете), в которой играют эти… как их там… ну, в общем Баттлфилд Контерстрайк и хоббит из «Хоббита». На этой волне я решил, что хватит уже откладывать близкое знакомство с классикой. И да, музыка именно из этого сериала играла у меня в голове во время чтения.

На самом деле, знакомство это не первое. В домашней библиотеке моего детства была тоненькая синяя книжечка, составители которой, по старой советской традиции, выдернули из общего цикла несколько никак не связанных между собой рассказов и издали это под названием «Избранное» или как-то так. Полноценного представления о Шерлоке Холмсе этот сборник мне, естественно, не дал, хотя бы потому, что самой первой повести, «Этюда в багровых тонах», в нём не было. Ненавижу такой подход, да.

Несомненное достоинство рассказов о Шерлоке Холмсе — это их сюжеты, оригинальные, хитро закрученные и потому увлекательные. А для меня, как и всегда, в книге интереснее всего люди, то есть проработка характеров персонажей, их образа мыслей и поведения. Что можно сказать о мистере Шерлоке Холмсе и докторе Джоне Уотсоне? Прежде всего замечу, что Уотсон в книге выступает не только как герой, но и как рассказчик; из-за этого он уделяет своему другу больше внимания, чем себе, и понять его собственный образ несколько сложнее.

Безусловно, рассказы о Шерлоке Холмсе делает такими, какие они есть, образ самого Холмса. Второстепенные персонажи могут быть достаточно неплохими, но рядом с Холмсом они выглядят довольно блёкло. Шерлок Холмс — это живой интеллект в человеческом обличии, и поэтому он так нравится тем, кто претендует на то, чтобы считать себя интеллектуалами.

Холмс откровенно честолюбив и даже тщеславен: он привык ощущать своё превосходство над окружающими и старательно поддерживает это ощущение. Неудивительно, что он крайне неохотно делится своими догадками с Лестрейдом и Грегсоном — быть может, он равнодушен к большой славе, но крайне ревнив к признанию заслуг в своём узком кругу, к локальной известности, основанной на профессиональном успехе.

Знаете, стоит фокуснику объяснить хоть один свой фокус, и в глазах зрителей сразу же меркнет ореол его славы; и если я открою вам метод своей работы, вы, пожалуй, придёте к убеждению, что я самая рядовая посредственность!

Ему нравится слушать комплименты — и это, кстати, делает Холмса живым человеком, а не стереотипным гением, противостоящим хаосу. Сам он иногда иронизирует над этой своей особенностью — в «Скандале в Богемии» он с усмешкой признаётся Уотсону, что уже привык работать со своим «биографом». С другой стороны, действительно широкой известности он не хочет, из-за чего неоднократно говорит полицейским, чтобы они не упоминали его имя в своих отчётах — тем самым отдавая им все официальные лавры за раскрытие преступления.

Это человек ловкий и циничный — он запросто даёт взятки полисменам, чтобы получить служебную информацию. Несколько раз он незаконно проникает в чужие дома — к примеру, в деле Милвертона. Это связано и с погоней Холмса за острыми ощущениями — не получая их, он страдает от скуки и начинает принимать наркотики. Пожалуй, и его актёрские игры с переодеванием не только служат для достижения цели расследования, но и развлекают его скучающую натуру. Можно сказать, что сам процесс разгадки запутанного преступления для него важнее, чем арест преступника и предотвращение новых бед. Наконец, Холмс осознаёт разницу между писаными английскими законами и справедливостью, и да, он способен действовать вопреки закону, чтобы поступить справедливо — как, например, в «Убийстве в Эбби-Грейндж».
Несмотря на то, что периоды целеустремлённой активности у Холмса временами сменяются состоянием полнейшей апатии, его никак нельзя назвать диванным теоретиком. Он отслеживает прессу и внимательно изучает криминальные новости, ведёт подробную картотеку и всячески старается поддерживать свои профессиональные качества на высоте.

Холмс — человек отнюдь не бедный: он легко может выложить три тысячи фунтов за три берилла. Нередко работавший бесплатно, из любви к искусству и желания развлечь свой изощрённый и требовательный ум, Холмс может быть весьма расчётлив — как, например, в истории с лордом Холдернессом, у которого он запросил впечатляющий гонорар.

Фигура Холмса как литературного персонажа не лишена противоречий. Сказав Уотсону в «Этюде в багровых тонах», что ему не интересно ничего, кроме криминалистики, в «Долине ужаса» Холмс говорит инспектору Мак-Дональду, что широта кругозора чрезвычайно ценна в профессии детектива. Эти эпизоды, кстати, свидетельство того, что образ Холмса отнюдь не статичен: изначально созданный только для одной повести, он развивается вместе с ходом повествования в рамках всего цикла. Способность Холмса легко и свободно цитировать древних философов и литературную классику явно противоречит его позиции заполнять «чердак» своего мозга только той информацией, которая необходима для его деятельности.

Уотсон — это, наверное, единственное человеческое существо, к которому Холмс хоть сколько-нибудь привязан. Дело здесь не только в том, что Уотсона удобно иметь компаньоном — он оказывает посильную помощь в расследовании, а его навыки меткой стрельбы из револьвера не раз выручали великого сыщика, — и не только в том, что Холмсу нравится слушать уотсоновские восхваления своих способностей. Шерлок Холмс, это воплощение интеллекта, эта машина в человеческом обличии, не совсем уж лишён человеческих слабостей — да, даже он нуждается в дружбе, и Уотсон, в обществе которого ему приятно находиться, ему по-человечески симпатичен. Поэтому он приглашает доктора на большинство своих расследований, и поэтому он косвенным образом избавляет его от врачебной практики, тем самым убирая препятствие для его возвращения в квартиру на Бейкер-стрит. Об искренней привязанности Холмса к Уотсону говорит всплеск его эмоций при ранении доктора в «Трёх Гарридебах» — от трогательной заботы о друге до вспышки злости по отношению к преступнику. Мне кажется, что если бы Уотсон погиб, Холмс и правда не остановился бы перед местью — уж объяснить полиции, почему преступник мёртв, он сумел бы точно, при его-то способностях.

Джон Уотсон, в сущности — это добропорядочная посредственность, человек, идущий по той же дороге, что и большинство. Выучился и получил достаточно статусную и в перспективе доходную профессию, отдал долг родине, поучаствовав в колониальной экспансии своего государства, счастливо женился. Такие люди — основа общества, они чаще всего счастливы, но при этом скучны.

При всём этом, Уотсон вспыльчив и эмоционален — вспомним, как в «Знаке четырёх» он горячо возмущался возникшим у Холмса пристрастием к кокаину. Он порывист и не чужд романтике — к тридцати с лишним годам он сохранил способность влюбиться с первого взгляда. Женившись и съехав с Бейкер-стрит, Уотсон всегда готов по первому зову Холмса бросить своих пациентов (странно, что после стольких случаев они вообще продолжали пользоваться услугами столь ненадёжного врача) и отправиться вместе с ним на какое-нибудь расследование. Дружба с Холмсом вносит разнообразие в его монотонную жизнь — в «Собаке Баскервилей» он сам признаётся, что в приключениях для него таится какая-то особая прелесть. Овдовев, Уотсон фактически теряет стимул зарабатывать деньги, а значит — и развиваться в своей профессии; он хочет вернуться в свою зону эмоционального комфорта, и поэтому возвращается к старому другу на Бейкер-стрит.

Между прочим, Уотсон обладает определённым литературным мастерством — ведь, по внутренней логике книжного цикла, автором рассказов о Холмсе является именно он. Кроме роли рассказчика, у Уотсона есть и второе предназначение — служить фоном, на котором ещё ярче светится гений Холмса.

Холмс и Уотсон существуют на конкретном отрезке исторического времени, и хотя викторианская Англия — это лишь фон для истории о блестящем интеллекте и преданной дружбе, её отражение в рассказах само по себе заслуживает внимания. Внешнему миру Конан Дойл уделяет немного внимания: действие двух историй частично разворачивается в Америке, Уотсон возвращается с войны в Афганистане, а в «Знаке четырёх» и «Горбуне» автор касается восстания сипаев. Основным фоном служит общество метрополии, и в нем есть несколько любопытных особенностей. Легко заметить, что большинство клиентов Холмса живут на проценты от капитала (как преданная невеста в «Установлении личности», сёстры Стоунер в «Пёстрой ленте») или земельную ренту и вообще не обеспокоены заботами о том, как обеспечить собственное существование. Мало кто вынужден зарабатывать на жизнь собственным трудом, как Виолетта Хантер, гувернантка из рассказа «Медные буки», или Холл Пикрофт из «Приключения клерка». Холмс и Уотсон действуют в мире респектабельных джентльменов, для которого мир портовых рабочих, матросов с китобойных судов, кэбменов и профессиональных нищих глубоко враждебен.

Любопытно, что многие из этих респектабельных джентльменов, ведущих размеренный и добропорядочный образ жизни, приобрели своё состояние методами, безмерно далёкими от этой добропорядочности. Пожалуй, это характерная черта эпохи — люди, поехавшие в колонии или на золотые прииски в Америку, стремятся разбогатеть любыми способами, используя все доступные возможности, чтобы потом, вернувшись в метрополию, наслаждаться этим богатством в роли образцовых законопослушных граждан. В этом свете Джонатан Смолл отличается от майора Шолто и мистера Тэнера только своим социальным статусом и тем, что его попросту грубо обманули.

Британской полиции сильно досталось: ради того, чтобы оттенить интеллект Холмса, автор изобразил следователей и полисменов тупыми, словно пуговицы на их мундирах. Фактически, Холмс не только выслеживает преступников, но и снимает несправедливые обвинения с людей, которых полиция в порыве служебного рвения оперативно засадила за решётку, вроде Артура Шарпантье и Таддеуша Шолто. Досталось и журналистам, которых Конан Дойл высмеивает с отчётливо выраженным сарказмом.

А писать Конан Дойл умеет (я не говорю «умел», потому что писатель жив до тех пор, пока хоть кто-то читает его книги). С ним можно услышать стук колёс лондонских кэбов и неторопливые шаги полисменов, патрулирующих тёмные переулки столицы викторианской империи, завывание ветра и ружейные выстрелы в горах и ущельях Юты, шлёпанье ног на грязных тропинках возле Рейхенбахского водопада. Про странные звуки на болотах Девоншира я вообще молчу — «Собака Баскервилей» получилась одним из самых атмосферных произведений цикла. И это притом, что книги о Шерлоке Холмсе для Дойла не были любимым произведением, и большого значения он им не придавал — это заметно даже по самому тексту, где хватает ошибок, неточностей и внутренних противоречий — с ранением Уотсона, с фамилией квартирной хозяйки, которая то Хадсон, то Тёрнер, путаницы в датах. Впрочем, эти недостатки общей картины не портят.

Отмечу ещё один минус историй о Шерлоке Холмсе в целом: из-за того, что каждый из рассказов — это, по сути, отдельное произведение, они довольно слабо связаны между собой — фактически, только двумя главными героями. Из второстепенных персонажей в нескольких рассказах появляются только миссис Хадсон, Мэри Уотсон, Лестрейд и другие полицейские. Майкрофт Холмс появлялся два, возможно, три раза. Клиенты Холмса и преступники всегда или почти всегда появляются только в «своём» рассказе и не переходят в другие. Даже самые знаковые противники Холмса, Ирен Адлер и профессор Мориарти, не появляются ни в одном другом рассказе, кроме «своих» — «Скандала в Богемии» и «Последнего дела Холмса». Они лишь мельком упоминаются в других рассказах, а в «Долине ужаса» (написанной уже после «Последнего дела Холмса») Шерлок в разговоре с Джоном даёт краткую характеристику Мориарти. Можно сказать, что эти персонажи имеют прошлое, но не имеют будушего: Конан Дойл делает срез их жизни на протяжении нескольких дней, после чего они навсегда исчезают и никогда больше не появляются на жизненном пути знаменитого сыщика с Бейкер-стрит. Это уже потом авторы адаптаций накрутили вокруг фигур Адлер и Мориарти такого, что закачаешься. Образ самого Мориарти, на самом деле, изображён весьма схематично: характеристика этого персонажа едва ли не полностью укладывается в два-три абзаца, сказанные Холмсом Уотсону. Профессор математики и Наполеон преступного мира, достойный противник для гениального главного героя — но что им движет, в чём его мотивация, зачем он ведёт эту деятельность? Мотивы Мориарти остаются нераскрытыми — кроме, разве что, извлечения прибыли из срежиссированных им преступлений. В результате сборники рассказов довольно сложно воспринимать именно как цикл, связанный единым сюжетом.