4 Избранные

Sommes-nous la sécheresse
Sommes-nous la vaillance
Ou le dernier coquelicot 

Нечасто испытываешь ощущение, что персонажи книги - как бы и не герои совсем, каждый со своей четко очерченной судьбой, границами личности - нет, тут они словно раздвигаются. Вспоминается то, как описывал Набоков шатхматную партию в сознании Лужина: тот представлял себе мысленно не шахматные фигуры, а некие векторы силы. Так и с персонажами Тиллера - вроде у каждого свой характер, биография, но ты их чувствуешь, как больные места или синяки на теле. И каждый из героев - Юн, Давид, Силье - попадая в ситуации душевного разлада, перестают быть самими собой, точнее, уже не так важно, кто они и какой за ними бэкграунд. Ты просто читаешь про людей, у которых болит там же, где у тебя, и ты сливаешься с этой болью, и видишь, по сути, один характер, одну человеческую личность, страдающую - бесконечно.

Sommes nous des gonzesses
Sommes-nous de connivence
Ou le dernier coquelicot  

Как это в стиле постмодернизма - вывести за кадр главного героя, не дать ему слова, обрисовать его характер чужими словами, спрятать за восприятием окружающих - слишком фрагментарным и субъективным. Давид - это силуэт, виднеющийся за частыми стволами, и мы воспринимаем его скорее рассудочно. Так что для меня главным героем истории стал отнюдь не он.

Сначала я вроде как попыталась поставить в центр повествования Юна, потому что именно он - самый большой синяк на теле романа. Но прочтя сцену ссоры между мужем Силье Эгилем и его братом Тронном, я немного растерялась - вот же она, тема Юна, но Юна-то в этой сцене как раз и не было! Не было, и все же он незримо присутствовал. Потому что боль Юна была точь-в-точь тою же, что испытывал Тронн, которого мать и брат, более прагматичные, приземленные люди, чем он сам, пытались наставить на пусть истинный. 

А сцена объяснения между Силье и Эгилем была словно эхом, отголоском объяснения между Юном и Венке, и я подумала: а случайно ли автор делает эти ситуации  такими похожими? Да нет же, нет, и вот получается, что Силье, так отделявшая себя от Юна, была тем же Юном, и Тронн был Юном, и в чем-то, конечно же, Давид. Единственный персонаж, выделяющийся на общем фоне, - Арвид, отчим  Давида, у него были переживания иного порядка, и по неким, возможно автобиографическим причинам, затронули меня меньше, чем проблемы и конфликты молодого поколения. 

В части "Арвид" психологическое напряжение, мастерски созданное Тиллером, спадает, даже кажется, что роман как-то проседает, но затем слово берет Силье и читателя снова, образно выражаясь, "бьют по голове". Эта книга научила меня сочувствовать Юну, Тронну и Силье, научила любить их, а также заставила нащупать болевой нерв в себе. Этот роман - много о чем, об отношениях внутри семьи, конечно, о фрустированности, конфликте поколений, но прежде всего - об избранности. Арвид по-своему избранный, ибо он священник, Юн пария в своей семье из-за своего рода занятий (музыкант), так как брат и мать считают это неперспективным, Силье пария в городе и в своей новой семье из-за образа мыслей, Давид - из-за психического заболевания... Роман рассказывает о том. что людям нужно обособляться, нужно отличаться от других, и все это, конечно же, приводит к трениям и конфликтам со своим окружением, у которого совсем другие "коды". Но без обособления ни за что не обретешь свободу.

Однако книгу не назовешь "гимном свободной личности". Свобода - не синоним счастья. Несвобода - тем более. Счастье просто не существует либо слишком быстротечно. Выбор в том, страдать ли по своей вине или вине других. Второй путь - легче (его избрала Силье). Юну выпало и то, и другое, он самый чувствительный из героев, человек без кожи, он причиняет боль себе и другим инстинктивно, не умея выразить себя по-другому. Давид порывает с окружением отчасти по вине психического заболевания, отчасти же уход в искусство и странные перформансы - его собственный выбор.

Рождение происходит через муки и боль. И мы видим, что новая жизнь героев не лучше старой. Но можно ли было заключить компромисс с тем ненавистным, что для молодежи олицетворяли родители и их ограниченность? Нет, конечно, так что путь был один - во внешний мир, на свободу. 

Но жизнь слишком горька для мечтателей или тех, кто мнил себя такими. Фрустрация - закономерный итог лет, проведенных в попытках социализироваться и найти себя. Поэтому в романе нет счастливых людей (но мы вроде договорились, что счастье лишь иллюзия?). Нет и довольных и успокоенных. А это прекрасно - значит, душа жива и требует своего. 

Роман Тиллера - по сути, про боль зарождения осознания. 

Sommes-nous la noblesse
Sommes nous les eaux troubles
Sommes-nous le souvenir