5

Очень часто люди гениальные имеют свои странности, секреты, тараканы в голове, скелеты в шкафу и многое другое, с чем обыденная серая масса, воспитанная в строгих понятиях типа "приличие" и "свет" (не в смысле свет, который свет, а тот самый свет, в который так хотят попасть те, кто там никогда не был и только слышал или читал о нем и от которого так устали те, кого туда уже допустили) (так же там имеется полный набор стереотипов, штампов и всякого другого мусора, которым забивают головы бедных детей из знатных семей лишая их всякой свободы мыслить и поступать так, как им вздумается) мириться не собирается, они всячески стараются эту гениальность подчинить себе, исправить по собственному лекалу и поставить в один ряд себе подобных. В этих ограниченных умах просто не укладывается, как такой великий писатель, как Эдвард Дриффилд, так тонко видящий прекрасное, может быть женат на вульгарной женщине, шлюхе, как он может проводить свое время в баре, распивая пиво с матросами и рабочими, иметь такие дурные манеры (после еды он вытирает тарелку куском хлеба!!) и быть неряшливым в одежде.
А теперь представим картину, что такой человек умирает и после него остается его жена OMG как меня бесила эта стерва, не возлюбленный спутник жизни, муза, вдохновляющая его на новые, прекрасные произведения (этот человек его покинул много лет назад), а именно ЖЕНА, в том понятии идеальной жены, как она себе это представляла: деятельная, на лице натянутая улыбочка, осознающая, какая ответственность на ней лежит (оставить вечную память о муже). Она заказывает биографию писателя, но при этом хочет создать этакий идеальный образ, без недостатков и шокирующих подробностей (обо всем этом можно умолчать, ведь по сути, это не так интересно). Еще при жизни писателя она старательно пытается его изменить, не видя в нем самостоятельного человека (а только лишь старика на склоне лет), она обращается с ним как с ребенком -- запрещает ему посещать пивную, заново обставляет его дом, тщательно следит за тем, с кем он встречается и общается, даже за тем, как он одет (не хватало только фразы "а ты руки помыл?" перед обедом). И не понять этой глупой женщине, что в пивной он видел жизнь, а стол не хотел выбрасывать, потому что он ему удобен, он за ним писал свои книги.

"Конечно, мы всегда старались, чтобы ему было хорошо; усаживали его вон туда, в кресла, но нет, он хотел сидеть у стойки: говорил, что ему нравится чувствовать под ногами перекладину. По-моему, здесь ему было лучше, чем где-нибудь еще. Он всегда говорил, что любит сидеть в барах. Он говорил, что в них можно видеть настоящую жизнь, а жизнь он всегда любил, говорил он."

Попутно Моэм вводит нас закулисы писательской сцены, мы видим, как сложен процесс получения популярности и как много, порой, зависит не столько от умений и достоинств автора, сколько от мнения критиков. Эти законы действовали тогда, они действуют и сейчас -- принятое критиками за сокровище, представленное ими публике как некое изысканное блюдо, на деле может оказаться и не блюдом вовсе, а неудобоваримой кашей; но вот момент популярности проходит и автора этого, лет через десять, уже никто и не вспомнит. По-английски тонко Моэм описывает быт, свет и жизнь богемы, это и смешно и серьезно и дико увлекательно.