5 «Что хранит Альгамбра?»

От книги в полном восторге! Это не просто сборник путевых заметок отца американской литературы о посещении в 1829 году испанской Гранады, где ему посчастливилось пожить в самом её сердце — древней мавританской крепости Альгамбре. Заметки, наблюдательного путешественника и талантливого эссеиста о природе, быте, культуре и характерах Испании начала XIX века.

Это и исторические расследования, в частности, с целью обелить не слишком светлую (в общественном мнении) память последнего мусульманского владыки замка — Боабдила эль Чико, прослывшего тираном, душегубом и предателем.

Признаюсь: в этих бесстыдных извращениях истины мне чудится некое злоумышление; романтическим писателям, конечно, дозволено многое, но есть пределы и ля них – знаменитых покойников, чьи имена принадлежат истории, порочить нельзя, так же как и прославленных живущих.

Ведь именно с ним отождествляет себя автор, бродя по роскошным, вычурным и дышащим легендами и тайной покоям, спускаясь в уютные дворики и обозревая с балконов и башен окрестные пейзажи. Прощаясь с крепостью, он даже прямо называет себя «царём Чико Вторым».

Это и целая россыпь захватывающих легенд, подобных сказкам 1001 ночи, как будто поведанных каждым сооружением Альгамбры. А им есть что поведать. И легенды эти настолько проникнуты восточной поэзией, что и вся книга невольно перенимает этот язык. А всё повествование превращается в цельный, таинственный, но геометрически выверенный рисунок, подобный одной из арабесок, которыми искусно испещрены стены крепости.

И, конечно же, это источник вдохновения для будущих «просвещенных и любознательных людей со всего мира». Вряд ли этой книгой вдохновлялся Таррега, создавая своё очаровательное «Воспоминание об Альгамбре», скорее почерпнул с натуры. Но даже Пушкин несомненно вдохновился сюжетом «Легенды об арабском звездочёте», для родной нам с детства «Сказки о золотом петушке»! Лишь бы только они действительно были «просвещёнными и любознательными», а не уподоблялись пресловутому Васе, который, судя по всему, и во времена Ирвинга проявлял свою вездес(с)ущесть.

Когда-то, верно, завешанные дамасскими тканями, а ныне оголенные стены исцарапали тщеславные путешественники, оскверняющие древнее величие своими ничтожными именами.