Больше рецензий

Toccata

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

16 августа 2011 г. 03:43

192

5

Я не иконы пишу, а рапорт, отчет для будущих поколений…


Но пусть не пугают будущие поколения «рапорт» и «отчет» - таланту Яновского-мемуариста можно только позавидовать: черты лиц и характеров, подмеченные им, переданы в таких примечательных выражениях, что невольно зачитываешься, будь упомянутые герои сугубо литературными, выдуманными, а ведь они – всамделишные, существовавшие, они – прозаики и поэты! Которым, как оказалось, ничто человеческое было не чуждо, потому «иконы» Яновскому не удались, в самом деле; к этому он, впрочем, и не стремился, задав тон всей площади «Елисейских полей» вольтеровским: «Об умерших – только правду». Полагаешься на откровенность автора и – теряешь – за ним сотоварищи вслед – российскую почву под ногами.

- Господа, вот отворяется дверь и входит согбенный живой Чехов с очередным материалом... осведомляется, принимает ли редактор...
Надо было найти воображаемую ответную реакцию; все хохочут и подсказывают:
- Опять старый черт приплелся со своими рассказами!
Правда этого анекдота заключалась в том, что на малом эмигрантском рынке с огромной конкуренцией, с излишком предложения и ограниченным спросом Чехову пришлось бы унижаться, как Ремизову, чтобы пристроить рукопись и прокормиться. Да, одна декада безнадежной нужды коренным образом изменила русского интеллигента, даже барина, превратив его, трезвого, в попрошайку.


По одному этому кусочку уже можно вообразить царившую в стане русской эмиграции атмосферу: интеллигентные нищеброды, зависевшие от одних себя и немногих меценатов, проталкивающие свои стиши, романчики и повестушки в недолговечные журналы, держащиеся на плаву по воле иных энтузиастов… Я нарочно взяла эту ироничную нотку, подготовляя потенциальных читателей к похожей – у Яновского; он часто так и ироничен, и грубоват, но вдруг – «мальчики»:

Россия еще долго будет питаться исключительно эпигонами. Ей нужна детская литература для хрестоматий.
Вероятно, минет столетие, прежде чем СССР опять станет Европою; лишь тогда Россия «откроет» своих мальчиков, никогда не прерывавших внутренней связи и с Европой, и с родиной. Для эмигрантской поэзии этот срок наступит раньше.


Дай Бог, чтоб пророчества Яновского сбылись в полной мере: помню, как открыла для себя ту, эмигрантскую поэзию, показавшуюся необычайно свежей, в нищете своей - щедрой, ностальгически чувственной – словом, особенной. И вот эти «мальчики» - за картами и «винцом», на заседаньях клубов, в редакциях и домашних халатах… А если памяти автора хватило на советских «гастролеров», можете представить, сколь она богата – на завсегдатаев:

В первом ряду устроились бонзы: Мережковский, Гиппиус, Адамович... Червинская пыталась разрешить вековую задачу - оказаться и тут, и там. Ларионов в самый ответственный момент норовил закурить папиросу, что раздражало Поплавского, вообще ненавидевшего «жуликов» и завидовавшего им.
Я в это утро на Marche aux Puces купил зеленовато-голубой, почти новый костюм, и был занят рукавами: слишком длинные, сползали.
Не знаю, о чем думала жена Вильде, пока нас устраивали и дважды снимали, но она отнюдь не улыбалась. А теперь, рассматривая эту фотографию в 9-10 номере «Чисел», я дергаюсь от боли: совершенно ясно, что все обречены, каждый по-своему...


И действительно, впечатление – словно пролистала толстенный фотоальбом, десятилетья пролежавший забытым на чердаке. И не молчком пролистала, а с кем-то, тем самым, со снимка, по которому я вожу пальчиком, на всякое из указаний которого следует примечательнейшая историйка. Я жутко уважаю самоотверженных мемуаристов – которые выжимают память свою – о других; Яновский, писатель с медицинским образованием и потому, наверно, такой наблюдательный и откровенный, оказался в их числе. Не без цитат countymayo случилось это мое открытие – спасибо ей! И да, я с удовольствием, думаю, прочла бы у Яновского что-нибудь еще, уже художественное.