4 Мертвая невеста моря.

Иногда города, в которых происходят истории, заслоняют и вытесняют собой и героев этих историй, и даже их события.

Для меня мистическо-приключенческий роман Джона Гримвуда - несмотря на увлекательный сюжет, на колоритный подбор персонажей, на очень удачно сконструированную альтернативную реальность, интересную и полнокровную - оказался вдруг романом в первую очередь о реальной Венеции.
О прекрасной Венеции, мистической, хрупкой и безнадежно мертвой в объятьях повенчанного с нею моря.

Я читала сказку о потерявшем память юноше-вампире из далекой северной страны, а южная Серениссима, заслоняя собой все, так и стояла перед глазами чередой палаццо, порто ди аква, каналов, мостов, завораживающим кружевом фасада Дворца Дожей, паутиной узких улочек, множеством площадей, храмов, и пронзающим небо шпилем Кампанилы на площади Сан Марко, и стремительной мощью великолепной квадриги на фронтоне Собора.

И как-то так получилось, что все склоки между герцогиней Алексой, матерью умственно отсталого номинального дожа Марко IV, и герцогом-регентом Алонцо, мелодраматические события судьбы Джульетты де Миллиони, оказавшейся в эпицентре политических интриг, темные войны с оборотнями-кригсхундами на ночных улицах Серениссимы, тайны службы ассасини и ее теряющего хватку главы мавра Атило, пересекающиеся и противопоставляющиеся интересы друзей и врагов Великой Республики, и даже заколоченный под обшивку корабля мамлюков бледный немертвый юноша из другого мира, живущий светом луны и вкусом горячей живой крови - все это вместе, составляющее идеальный рецепт отличного фэнтези, которое должно увлечь и не отпускать, с легкостью затмила магия настоящего города, отчетливо проступившего сквозь выдуманный и альтернативный.

И не знаю, что в большей степени повлияло на такое восприятие: намеренная задумка автора, удавшаяся до мелочей прорисовка им локации романа и атмосферы Серениссимы, или же просто моя боль-любовь к этому удивительному месту.
Потому что Венеция всегда жила в моем сердце - сначала мечтой о встрече, потом бесконечной печалью о разбившейся мечте.
А теперь, вместе с Гримвудом, я словно вернулась туда - как хотела, как обещала себе когда-то - и снова неспешно шла от палаццо к палаццо, через мосты и корте, и кампо, слушая тихий голос гида-венецианки, с любовью и без устали повествующей о бесценных памятниках архитектуры и искусства, о величии, о громких именах и славных страницах истории, впитывая в себя неповторимую красоту этого города и с тяжелым сердцем понимая, ощущая это каждой клеточкой своей души, что этот город-мечта, в который я так стремилась, который так хотела увидеть, прикоснуться, узнать - давно мертв.
Его сердце не бьется, несмотря на толпы людей, истирающих его мостовые. В нем не осталось ни капли жизни. В нем нет энергии. Даже воздух, свежий июньский морской воздух, запомнился мне не живым, а застывшим, словно в древней гробнице. И я смотрела и смотрела по сторонам в выдуманной Гримвудом Серенессиме, как и тогда, в настоящей Венеции, и все сильнее наполнялась уже поутихшей печалью.

Великая Венеция, обрученная с морем древним перстнем, отданным волнам. Нужно было любить тебя на расстоянии.
Как все идолы, пугающие облезлой позолотой вблизи, ты лишь великолепный, но основательно проеденный сыростью и плесенью памятник утраченному.

А вот юноша-вампир, прошедший сквозь огонь пожарища родного Бьорнвина в чужой мир, придуманный юноша-вампир, едва не утонувший в одном из грязных твоих каналов - наоборот, удивительно живой и интересный. Тайна его прошлого меня влечет. И я, пожалуй, пойду за ней дальше.