5 Я был лишним во веки веков

Когда я познакомился с «Тошнотой» в 2008 году, в армии, она произвела на меня очень сильное впечатление. Постоянный недосып и недоедание здорово способствовали восприятию философской подстежки романа. Тогда я думал: «как же он ко времени...», но именно сейчас, после повторного прочтения «Тошноты», я понимаю что мой контакт с автором как бы вышел на новый уровень. Знаете, бывает это ощущение, что оказывается долгое время ты был не одинок в своих умозаключениях; что они – не проявление безумия, в противовес угрюмому единодушию большинства; что, в каком-то смысле, как раз ты являешься нормальным, а другие словно лунатят. Из глубины двадцатого века пришла весточка от раскосого француза: «парень, ты там держись: у меня было так же».
⠀
Сартр выбирает для «Тошноты» дневниковый стиль изложения. Это придает роману одновременно сокровенность, глубину рефлексии и ощущение запретного, ведь большая часть рассуждений так или иначе разоблачает укоренившуюся в людях идею об окружающем мире. Сартр безжалостно и элегантно разносит миф о пресловутом Опыте человека, который де непременно сопутствует биологическому старению. Он говорит о ложной природе «историй», на которые мы так любим кромсать свое прошлое. Наконец, он описывает этих монстров – Людей... Большинство из них уже с детства заявляет свои Права на что бы то ни было. Именно они – окостенелые прижизненные мертвецы – становятся зодчими всеобщей иллюзии. Они – хозяева, потребители, короли, которым неизвестно сомнение.
⠀

Главный герой романа (Рокантен) устроен иначе. Он пытается всматриваться в предметы и явления, он не может обрести мир, потому что ответы на самые важные вопросы всегда ускользают. И только чувство Тошноты приходит время от времени вслед за ощущением ужаса, чтобы на долю секунды приподнять занавес... По Рокантену (читай – по Сартру) смысла нет. Все – абсурдно. Каждое дерево, забор, тротуар – лишние. Люди – лишние. Все находятся в удушающей власти Существования. И эта бесцельность не может не угнетать. В конечном счете, герой всякий раз придумывает себе цель, ищет новое «приключение», чтобы не сойти с ума. Как у Кастанеды: «Контролируемая глупость».

Единственное, что мне не понравилось в романе – это линия с Анни. Для меня перепад оказался слишком разительным: острый, беспощадный и независимый ум, с появлением женщины, превращается в какой-то маршмеллоу. Рокантен начинает мямлить, искать смысл в ее капризах и истериках, и винить себя решительно во всем. Есть подозрение, что примерно так все обстояло в действительной жизни Сартра. Его прославленная муза (Симона де Бовуар) была феминисткой, лесбиянкой, ратовала за свободные отношения, одним словом отличалась самыми широкими взглядами...
⠀
Хочу отдельно отметить рассказы Сартра из этого издания. Они порадовали меня едва ли не больше основной работы. Все-таки «Тошнота» находится как бы на границе литературы и философии (того самого «экзистенциализма»). Возможно, Сартр и вовсе вел несколько лет дневник, а потом охнул от его крутости, немного подредактировал и пустил в печать. В малых же формах он раскрывается прежде всего как литератор. Его язык хирургически точен, стилистика богата неожиданными находками, она роднит в себе проявления классического (четкая и пропорциональная композиция, ударные финалы) с модернистским (поток сознания, текучий образный ряд). Честное слово, я давно не читал прозу с таким аппетитом. Сартр, в отличие от того же Пруста, умеет нагнетать саспенс, отбрасывать лишнее и излагать сложные идеи простым языком. Одним словом, он невероятно силён. Редкий пример по-настоящему ясного ума в литературе (без психопатологии в духе Гюнтера Грасса), который прожигает своими лучами мельчайшие проявления жизни, дабы докопаться до сути.
⠀
Знаменитый индус Свами Вивекананда писал о разных способах постижения: через медитацию, молитву (любовь и служение), через труд и знание. Последний (джана-йога), как мне видится, – путь людей подобных Сартру: вместо веры на слово и раболепной капитуляции на волю Высших сущностей – непрестанное размышление, дисциплина и, прорастающие на обломках отброшенных выводов, бурые от пыли цветы Поэзии.