Мне кажется, что сегодня в мире театра, и европейского, и американско-канадского, и, к сожалению, все больше русского, утверждается жестко рационалистический назывательный театр, который ничего не исследует, ни во что не погружается, все знает заранее и априори расставляет театральные акценты. Он полон равнодушия, холода, а значит, и несправедливости и неточности в оценках. Театр, который вроде бы по форме претендует на то, чтобы быть новаторским, каким-то особенным, новым, а на самом деле раз за разом утверждает банальные истины, что плохое - плохо, что хорошее - хорошо, но его нет и не может быть, мир отвратителен и так далее. И этот назывательный театр абсолютно равнодушен к человеку, к его судьбе, потому что в этом театре один человек не отличается от другого. Он может быть по-другому одет, может говорить другим голосом, но в принципе ничем не отличается. (317-318)