Только надо представить себе, что Мюнхгаузен висит в полной пустоте, изо всех сил сжимая себя за яйца и кричит от невыносимой боли. С одной стороны, его вроде бы жалко. С другой стороны, сложность его положения в том, что стоит ему отпустить свои яйца, и он сразу же исчезнет, ибо по своей природе он есть просто сосуд боли с седой косичкой, и если исчезнет боль, исчезнет он сам.
- Это тебя в школе так научили? - спросил шофёр. - Или дома?
- Нет, - сказала я. - По дороге из школы домой. Мне ехать очень долго, по дороге всякого наслушаешься и насмотришься. Вы пример поняли?
- Понял, понял, - ответил он. - Не дурак. И что же твой Мюнхгаузен, боится отпустить свои яйца?
- Я же говорю, тогда он исчезнет.
- Так, может, лучше ему исчезнуть? На фиг нужна такая жизнь?
Я пришла в себя.
- Но когда шесть миллиардов Мюнхгаузенов держат за яйца дуг друга, им ничего не угрожает.
- Почему?
- Да очень просто. Сам себя Мюнхгаузен может и отпустить, как вы правильно заметили. Но чем больней ему сделает кто-то другой, тем больнее он сделает тем двум, кого держит сам. И так шесть миллиардов раз. Понимаете?
- Тьфу ты, - сплюнул он. - Такое только баба придумать может.
- И снова с вами не соглашусь, - сказала я. - Это предельно мужская картина мироздания. Я бы даже сказала, шовинистическая. Женщине просто нет в ней места.
- Почему?
- Потому что у женщины нет яиц.
Дальше мы ехали молча.