- Сударь, могу я попросить вас дать мне последний урок? - спросил,
наконец, решившись, Марен Маре.
- Сударь, могу ли я попытаться дать вам мой первый урок? - глухим
голосом возразил ему господин де Сент-Коломб.
Господин Маре склонил голову. Господин де Сент-Коломб кашлянул и
объявил, что хочет кое-что сказать. Он говорил отрывисто, перемежая речь
вздохами.
- Это очень трудно, сударь. Музыка нам дана просто для выражения того,
что не может выразить слово. В этом смысле она не вполне человечна.
Уразумели ли вы, наконец, что она не годна для королей?
- Я уразумел, что она годна для Бога.
- И вы заблуждаетесь, ибо Господь - говорит.
- Тогда для слуха людского?
- То, о чем я не могу сказать, не годится и для слуха, сударь.
<...>
- Тогда я не знаю, сударь. Я полагаю, что и мертвым надобно
оставлять стакан с вином.
- Вот это уже ближе к истине.
- Чтобы те, кто навеки утратил речь, могли омочить губы. Для тени
умершего ребенка. Для стука молотка сапожника. Для жизни, предшествующей
младенчеству. Когда еще не дышишь воздухом. Когда еще не видишь света.