До конца жизни Милош заботился о памяти Чеховича, повторяя люблинцам: "Помните о могиле Юзека, ибо город, который не помнит своего поэта, исчезнет", — или оставляя это прекрасное свидетельство верности:

Я стараюсь тогда описать, как ты появляешься здесь теперь, на моем
ином континенте, среди запоздалых молний.

Темноволосый юноша в синем пехотном мундире,
фуражка с орлом и обмотки.

Ведь ты две недели был солдатом в Двадцатом Году
и так были одеты актеры в твоем спектакле.

Который успел поставить Хожица, когда еще не развалились наши
столы в квартирке со скрипучим паркетом на площади
Домбровского.

Когда еще ты не погиб от бомбежки, Шульц в Освенциме, Шпак
от пули, раз не отправился в гетто, пани Влодаркевич
от сердечного приступа в Нью-Йорке.

Поэтому не удивляет меня такой костюм на тебе, кружащем рядом,
и когда я записывал твои стихи в "Linguistic Lab", и сегодня,
когда я их слушаю.

Похищенные жизни, оскверненные земли и грех, а твоя нота
чиста над бездной.