«Я хочу рассказать о том тяжелом положении, которое создалось
за последние месяцы в Сталинграде. У нас теперь некогда спать.
Люди в 2 часа ночи занимают очередь за хлебом, в 5-6 часов утра —
в очереди у магазинов — 600-700-1000 человек... Вы поинтересуйтесь
чем кормят рабочих в столовых. То, что раньше давали свиньям, дают
нам. Овсянку без масла, перловку синюю от противней, манку без
масла. Сейчас громадный наплыв населения в столовые, идут семья­
ми, а есть нечего. Никто не предвидел и не готовился к такому поло­
жению... Мы не видели за всю зиму в магазинах Сталинграда мяса,
капусты, картофеля, моркови, свеклы, лука и др. овощей, молока по
государственной цене... У нас в магазинах не стало масла. Теперь, так
же как и в бывшей Польше, мы друг у друга занимаем грязную мыль­
ную пену. Стирать нечем, и детей мыть нечем. Вошь одолевает, запар­
шивели все. Сахара мы не видим с 1 мая прошлого года, нет никакой
крупы, ни муки, ничего нет. Если что появится в магазине, то там всю
ночь дежурят на холоде, на ветру матери с детьми на руках, мужчины,
старики — по 6-7 тыс. человек... Одним словом, люди точно с ума
сошли. Знаете, товарищи, страшно видеть безумные, остервенелые
лица, лезущие друг на друга в свалке за чем-нибудь в магазине, и уже
не редки случаи избиения и удушения насмерть. На рынке на глазах
у всех умер мальчик, объевшийся пачкой малинового чая. Нет ничего
страшнее голода для человека. Этот смертельный страх потрясает
сознание, лишает рассудка, и вот на этой почве такое большое недо­
вольство. И везде, в семье, на работе говорят об одном: об очередях, о
недостатках. Глубоко вздыхают, стонут, а те семьи, где заработок
150-200 руб. при пятерых едоках, буквально голодают — пухнут.
Дожили, говорят, на 22 году революции до хорошей жизни, радуйтесь
теперь» (зима 1939/40 года).

Тревожные вести поступали и из колхозов. Весной — летом
1940 года, по сообщениям НКВД Чувашской АССР и материалам
проверки НКВД СССР, в ряде колхозов республики «создалось
напряженное положение с хлебом». Из 1690 колхозов 651 не имели
возможности создать семенной и фуражный фонды. В 532 колхозах
на трудодень выдали не более 1 кг зерна, в 847 — не более 2 кг. В неко­
торых колхозах власти разрешили отпускать семенное зерно на пита­
ние. Росли упаднические настроения, желание отказаться от руко­
водства колхозами: «Надо избить кого-нибудь из колхозников, чтобы
поскорее сняли с работы». Председатель Хымайлокосинского колхо­
за Кондратьев написал заявление об уходе с работы, повесил его на
двери своего кабинета, а сам ушел на побочные заработки2