Признанным «центрофорвардом сборной» образца 1930-х гг был Михаил Михайлович Ермолаев. 15-летним пришел он в 1920 г к начальнику Северной научно-промысловой экспедиции Самойловичу и полтора десятилетия провел бок о бок с ним в Ленинграде, и в странствованиях по Ледовитому океану (Рудольф Лазаревич был женат на родной сестре Ермолаева Елене Михайловне). Помню, как в конце 1950-х гг мой университетский учитель, член-корреспондент АН СССР Вениамин Григорьевич Богоров, услыхав фамилию Ермолаева, воскликнул:

- Слава Богу, что он выжил! Мы вместе плавали в 1935 на «Садко», Михаилу Михайловичу было тогда ровно 30, но все считали его сложившимся ученым, академиком, причем по географии, геологии, геохимии, мерзлотоведению, гляциологии одновременно. А какой интеллект, обояние, какой это славный и добрый человек! Просто счастье, что он жив…

Ермолаев был рядом с Самойловичем в «Лагере трех кораблей», кто мог подумать, что многим участникам экспедиции придется попасть в другие лагеря. Михаил Михайлович, как и Рудольф Лазаревич, возвратился весной 1938 г в Ленинград, к жене, двум сыновьям и дочке. Арестовали Самойловича - арестовали и Ермолаева. При обыске в доме изъяли и уничтожили готовую докторскую диссертацию «Оледенение Новой Земли».

После освобождения из заключения и полной реабилитации Михаил Михаилович больше не вернулся к гляциологии. Он стал доктором геолого-минералогических наук, организовав в Калининградском университете, единственную в стране кафедру географии Мирового океана.

Общий перечень обвинений выглядел убийственно: шпионаж в пользу Запада, тесное знакомство с «врагами народа», связь с иностранцами (школа славилась своими международными научными контактами), занимался «вредительским отрывом народных средств на бесплодное изучение морского дна».

В допросе принимал участие сам Гоглидзе, один из наиболее преданных Берии, расстрелянный в ранге генерал-полковника вместе с хозяином. Он угощал арестанта чаем с пирожными и тут же хлестал его плёткой по лицу. Почему-то «компетентным органам» были позарез нужны письменные показания против академика Владимира Афанасьевича Обручева и трех его сыновей-геологов, кому-то очень мешал этот редкостный клан исследователей.

Он выжил, потому что повезло, посчастливилось, да и очень хотелось выжить, все время теплилась надежда, а надежду дала емк Арктика, в которой он столько раз погибал, однако все-таки не погиб!

Он не ожесточился, ни с кем не сводил счеты, разве что не подавал кое-кому руки.

Находились ли люди, заступавшиеся за оклеветанных, и он воскликнул: Ну как же, как же!

Речь шла о Дмитрии Васильевиче Наливкине, академике, Герое Соц Труда, лауреате Ленинской премии.

В 1938 г он был членом-корреспондентом АН СССР и, узнав об аресте молодого, но уже известного в научном мире геолога Ермолаева, направил в «органы» нечто вроде ручательства за коллегу. Это не помогло, но память о Поступке осталась.

Аналогичный поступок другого академика, Дмитрия Николаевича Прянишникова. В то время, когда Николай Иванович Вавилов сидел в саратовской тюрьме, Прянишников храбро представил заключенного к Сталинской премии! Быть может, именно это помогло уберечь нашу науку от полного уничтожения.

Ермолаеву пришлось отбывать 8 лет лагерей. Собственными руками прокладывал он трассу Воркутинской железной дороги и сумел в условиях лагерного ада изобрести новый метод укладки шпал в зоне вечной мерзлоты. Домой Михаил Михаилович возвратился после 18 лет небытия.