Линди пять лет не могла простить, что я унес ребенка. Она назвала ее Вандой. Во время беременности я делал вид, будто поддерживаю ее. Я думал, будет проще оставить ее с ее фантазиями. Они делали ее такой счастливой.

Я оставил коробку с ребенком у главных ворот собора Св. Патрика в Окленде посреди ночи. Было холодно. Я надеялся, девочка выживет, и покрепче укутал ее в одеяла. Когда я уходил, то услышал, как она начала хныкать. Я не убавил шаг и продолжил идти по пустынной улице, пока не сел в машину и не ухал домой.

Линди была в дикой истерике, когда я вернулся. Сначала она думала, что я увез ребенка в больницу, потому что с ней что-то случилось. Я ничего ей не сказал.

За последующие годы Линди так часто нападала на меня, что мне пришлось вернуть кандалы. Она пыряла меня вязальными спицами, ножами и ножницами, изуродовала мне руку смесью сахара и кипятка, пыталась задушить меня самодельной удавкой. Я дважды попадал в неотложку в больнице. Сотрудники были убеждены, что я просто дерусь с приятелями. Я их не переубеждал.