Лишний
человек
девятнадцатого
столетия,
перейдя
в
двадцатое
еще
более лишним,
был
чужд
и
непонятен
положительному
герою
новой
эпохи.
Больше
 того,
он
казался
ему
гораздо
опаснее
отрицательного
героя
—
врага,
потому
что
враг
подобен
положительному
герою
—
ясен,
прямолинеен
и
по‑своему
целесообразен,
только
назначение
у
него
отрицательное
—
тормозить
движение
к
Цели.
А
 лишний
человек
—
какое‑то
сплошное
недоразумение,
существо
иных
психологических
измерений,
не
поддающихся
учету
и
регламентации.
Он
не
за
Цель
и
не против
Цели,
он
—
вне
Цели,
а
этого
быть
не
может,
это
фикция,
кощунство.
В
то время
как
весь
мир,
определив
себя
по
отношению
к
Цели,
четко
разделился
на
две
враждебные
силы,
он
прикидывался
непонимающим
и
продолжал
смешивать
 краски
в
двусмысленно‑неопределенную
гамму,
заявляя,
что
нет
ни
красных,
ни
белых,
а
есть
просто
люди,
бедные,
несчастные,
лишние
люди.

Все
рядком
лежат,
—
Не
развесть
межой.
—
Поглядеть:
солдат!
Где
свой,
где
чужой?

Белый
был
—
красным
стал, Кровь
обагрила.
Красным
был
—
белым
стал, Смерть
побелила.

М.
Цветаева