Литература
XVIII
столетия
создала
положительного
героя,
во
многом
похожего
на
героя
нашей [советской] 
литературы:
«Друг
он
общего
добра»,
«Душой
всех
превзойти
он
тщится»,
т.
е.
неустанно
повышает
свой
морально‑политический
уровень,
 он
обладает
всеми
добродетелями,
всех
поучает.
Эта
литература
не
знала
лишних
 людей.
И
она
не
ведала
того
разрушительного
смеха,
который
был
хронической
 болезнью
культуры
Пушкина
—
Блока
и,
окрасив
в
иронический
тон
весь
XIX
век,
 достиг
предела
в
декадентстве.
«Самые
живые,
самые
чуткие
дети
нашего
века
поражены
болезнью,
незнакомой
телесным
и
духовным
врачам.
Эта
болезнь
—
сродни
душевным
недугам
и
может
быть
названа
«иронией».
Ее
проявления
—
приступы
изнурительного
смеха,
который
начинается
с
дьявольски‑издевательской,
провокаторской
улыбки,
кончается
—
буйством
и
кощунством»
(А.
Блок.
«Ирония»,
 1908
г.).
...
Ирония
—
неизменный
спутник
безверия
и
сомнения,
она
исчезает,
как
только
появляется
вера,
не
допускающая
кощунство.
Иронии
не
было
в
Державине,
ее
 не
было
в
Горьком
—
за
исключением
некоторых
ранних
рассказов.
В
Маяковском
 она
захватила
лишь
редкие
вещи
в
основном
дореволюционного
времени.
Маяковский
вскоре
узнал,
над
чем
нельзя
смеяться.
Он
не
мог
позволить
себе
смеяться
 над
Лениным,
которого
воспевал,
так
же
как
Державин
не
мог
иронизировать
над
 Императрицей.
 А
Пушкин
даже
в
адрес
непорочно‑стыдливой
Татьяны
строчил
 стишки
непристойного
содержания.