Далеко позади, на востоке, небо то тут, то там озарялось вспышками, а тишину время от времени нарушал идущий словно из-под земли глухой протяжный гул или одинокий, короткий, не связанный со вспышками на небе рык. Это сверкала и гудела Украина, поджигая города и деревни своей земли, убивая людей ради своего будущего, сводя вековечные счёты, искупая грех переяславского соглашения.
То ли из-за голода и холода, то ли из-за неверия в торжество разума на этой благодатной земле, будущее Украины (к которой я питал братские чувства) не казалось мне той ночью ни ясным, ни оптимистичным. Целый год я изнутри наблюдал за происходящими там переменами. На моих глазах развалилась Рада, возглавляемая борцами за свободу — едва ли не святыми идеалистами; промелькнули, будто на кровавом карнавале, украинские большевики в масках и костюмах, прикрывающих московских вожаков; завершилось правление гетмана-генерала с немецким режиссёром за спиной; настала демократия Петлюры — апостола идеалистической веры в народ; но ни на одном из этих этапов не установилось достаточно прочной связи с народом, который, будто штормовой ветер, нёс по бушующим волнам кораблики правительств, вынужденно составленных из дилетантов. На мачтах менялись флаги, а стихия, безразличная к цвету знамён, жила своей жизнью. Ни красное знамя с серпом и молотом, ни сине-жёлтый флаг с золотым трезубцем не завоевали народных сердец. Море бурлило, флаги взвивались и обвисали, буря не унималась, не подозревая, что в скором времени её сменит страшный штиль, который последует за кровавым насилием и гибелью четверти населения. (Кароль Вендзягольский. "Воспоминания")