Для нас любовь тоже опасна, думал он, мы стремимся к гибели, гонимые нашими тайными страстными желаниями. Должны ли мы от них отказаться оттого, что они неразумны? Или недостаточно мудры? Разве не для того мы приходим в мир, чтобы испытывать эти страстные желания, именно потому что имеем возможность их реализовывать? Или наоборот, мы приходим в мир, чтобы им противостоять, отречься от них? Религии говорят: отречься. Противостоять. Более приятные религии говорят: постичь, что все эти страсти суть иллюзии. Но как мы должны это постичь? И как отличить мудрость не делать что-то от страха не делать что-то?