Услышав это, Безруков почувствовал, как от его лица отхлынула кровь. Внутренне он ликовал, но напряжение на лице оставалось, и он,улыбнувшись, ответил:

— С чего это вы взяли, ваше благородие, что мысектанты?

— Как с чего? — вступил в беседу Струков. — Яже за вами давно присматриваю. Странную жизнь ведете, господа! В православнуюцерковь не ходите — раз, не пьете и в карты не играете — два, с бабами тожебаловства не позволяете...

— Вы зря это, господа, на нас такой поклепвозводите, — усмехнувшись и незаметно глубоко вздохнув, ответилБезруков. — Люди мы скромные, степенные, и наша забота — деньжат скопить иоткрыть собственное дело. И приехали мы сюда, надеясь, что тут поболее местапод солнцем...

— Места тут много, это верно, — утробно засмеялся Струков, — а вот солнца маловато.

— Да уж бог обидел эту землю, — сказалГромов. — Когда я сюда соглашался, и не думал, что окажусь в таком аду.

— Но ведь люди-то здесь живут, — осторожно заметилБезруков. — Уже много столетий.

— Какие люди! — брезгливо произнес Громов. —Дикарь разве человек?

— Но ведь не только дикари здесь живут, — возразилБезруков. — Вон сколько торговцев, прямо один на другом в Ново-Мариинске,шахтеры да рыбаки.

— С ними тоже каши не сварить. Сожительствуют стуземками, вот как ваш дружок этот, который на радио служит в охране...

— Вы верите в любовь между белым человеком итуземкой? — спросил Громов.

— Почему нет? — пожал плечами Хваан. — Вы жевидели Машу. Разве ее нельзя полюбить?

— Да бабенка-то она вкусная, — оживилсяСтруков. — Толкуют тут, что она не простая. Королевских кровей она будтобы...

Безруков засмеялся.

— И верно, видом она чисто королева! — сказалон. — А родом она с оленного стойбища, что возле Танюрера. С голоду тамвымерли все. Осталась одна. Перебралась в стойбище Армагиргина, которогопочитали королем чукотским, а оттуда сюда, в Ново-Мариинск.