"...Мы — семидесятники, родившиеся до войны, и наши старшие братья — шестидесятники, рожденные в 1930-е, оказались в принципиально разных ситуациях. Они, «поколение ХХ съезда», — голодали в блокаду или в эвакуации, их отцы сидели в лагерях, сражались на фронте, погибали; они учились в раздельных школах, когда, казалось, суровое время борьбы с космополитизмом будет продолжаться вечно. И вот, закаленные последними годами сталинщины, эти юноши и девушки оказались в атмосфере оттепели. «Осевое время» после смерти Сталина отделило их детство и юность: они выросли в холоде и вышли в оттепель с ее возможностями ранней социализации. К моменту начала новых заморозков (куда менее суровых) шестидесятники профессионально состоялись, что само по себе защищало, и имели опыт выживания при деспотии.
Мое поколение — бэби-бумеры, родившиеся в 1940-е — первой половине 1950-х <...>, прошло первую часть жизни зеркально старшим братьям. В детстве — оттепель, надежды на быструю славу, книги, научные открытия, творческие триумфы. И неожиданное похолодание, длившееся 20 лет" (с. 5).