Я раньше не знала, как дают взятки. Не думала, что мои родители вообще на такое способны. Они — которые никогда никому взяток не давали, не изворачивались и не обманывали. Им было наплевать на мнение окружающих, они шли своим путём, и если он бывал трудным — они никогда не жаловались и не пытались схитрить. Я просто не могла представить, что мой папа опустился до этого — сунул в лапу какому-нибудь ушлёпку для того, чтобы получше устроиться в жизни. Но он ведь сделал это не для себя, а для меня!

Деньги были переданы одному человеку, которого звали Владлен Витольдович. Странное имя. Он занимал, наверное, какой-то пост в институте, но я не знала, какой. Официально всё выглядело очень прилично. Деньги ему дали якобы за то, что Владлен Витольдович занимался со мной репетиторством, готовил к экзаменам. Совершенно невинное занятие, педагог честно подрабатывает в своё свободное время. С той только разницей, что каждый урок с ним стоил пятьсот баксов — за один час.
Я ездила к нему домой дважды в неделю. У него была очень большая и хорошая квартира в центре города, недалеко от того дома, в котором я сама могла бы жить, если бы мы не продали бабушкину однушку. Там было, наверное, шесть или семь комнат, старинный паркет, лепнина, камин, пятиметровые потолки и огромные окна. В квартире было много очень красивой мебели, ковров, зеркал, книг, картин, всяких предметов искусства. Владлен Витольдович жил один. Зачем ему столько комнат, не понимаю. У него всегда было чисто убрано, стояли в вазах живые цветы, было светло и прохладно.

Самому Владлену Витольдовичу было, наверное, лет сорок. Он очень хорошо выглядел, несмотря на полноту. Это был крупный, хорошо сложенный мужчина, с милым и немножко женственным лицом. У него были такие густые вьющиеся волосы до плеч, как у какого-нибудь певца. Каштановые, с лёгкой проседью. От него всегда пахло духами. Я никогда не встречала мужчин, которые бы так душились. У папы был одеколон для бритья, стоял на полочке в ванной. Но папа носил бороду, брился редко, и этот одеколон стоял там годами, постепенно покрываясь пылью.
Владлен Витольдович был очень приветливым, постоянно улыбался. Конечно, а чего ему не улыбаться, такие бабки загребает.
На первом занятии я вручила ему полиэтиленовый пакет, где лежал коньяк. Папа сказал, что надо отблагодарить преподавателя. Владлен Витольдович заглянул в пакет, сказал спасибо и убрал в шкаф. Потом я видела у него целый домашний бар со всякими разными иностранными бутылками. Ему этот наш дешёвенький коньяк был точно ни к чему.
На втором занятии он предложил мне шоколадных конфет. На третьем — кофе со взбитыми сливками. На четвёртом — рюмочку ликёра Melon. На пятом он попросил называть его Владик.

Занятия с ним были очень странными. Во-первых, мы оба знали, что они совершенно не нужны, я ведь уже поступила в институт. Мне не нужно сдавать ни выпускные экзамены, ни вступительные. Во-вторых мне было абсолютно по барабану, чем заниматься. Мне тогда всё казалось неважным, всё стало ненужным. Мне было не интересно, и я сидела на стуле в его красивой гостиной, откровенно зевала и смотрела в окно. А в-третьих, Владлен Витольдович говорил такие странные вещи!
Мы занимались с ним историей, русским и литературой. В школе всё это преподавали не так. В школе были чёткие знания, то, что написано в учебнике, озвучено учительницей, записано в тетради, а потом задано на дом. Было всё понятно, что в каком году произошло, к какому склонению принадлежит то или иное слово, какие есть правила, какие исключения. Владлен Витольдович преподносил это всё совершенно по-другому. Это сбивало с толку, путало меня, оставляло странное тревожное чувство.
Владлен Витольдович, например, однажды сказал:
— Знаете, Катя, в истории всё неоднозначно. Всё можно понять по-разному. Вообще, в жизни на всё можно посмотреть с другой стороны. И каждый сам выбирает, с какой. Ну, например, если человек говорит вам: «Опусти оружие» — что он имеет в виду? Скорее всего он хочет сказать «Не стреляй», да? Он призывает к перемирию. Но может быть, он хочет сказать: «Стреляй вниз, в того, кто сейчас лежит на земле, опусти ствол оружия». Понимаете?
Нет, я не понимала. Точнее, не понимала, зачем он мне это рассказывает. Какое отношение это имеет к школьному курсу истории и моим экзаменам? Ерунда какая-то. И потом, как можно стрелять в того, кто лежит на земле? Он уже повержен, он не представляет опасности, он сдаётся. У нас во дворе все знали, лежачего не бьют. Это же какой-то высший уровень подлости!
А в другой раз, когда мы занимались с ним русским, он сказал так:
— Не всегда легко определить род слова. Ну возьмём такое современное слово, как «педрила». Заканчивается на А, значит это женский род. Но обычно так называют мужчин. Например, в автобус зашёл один педрила. Глагол и числительное стоят в мужском роде, правильно? Получается такое странное слово-бисексуал. Оно может быть как в мужском роде, так и в женском. Катя, вы, надеюсь, знаете кто такой бисексуал? Ну вот, умница.
Я ответила:
— Владлен Витольдович, я думала что правильно говорить «педрилло». Заканчивается на О, среднего рода.
Он засмеялся:
— Далеко пойдёте, Катюша. Это вам теперь в школе такое рассказывают?

На последнем занятии он встретил меня в халате. ..