Мы совершаем известные акты и думаем, что нам известны их действия; мы подвергаемся другим актам и льстим себе надеждой, что мы проникаем в их причины лучше, чем это делают пчелы; но кроме того, что это предположение не основано ни на чем непоколебимом, эти акты ничтожны и редки сравнительно с огромной массой Других, и все – наиболее известные и самые неведомые, самые мелкие и самые грандиозные, ближайшие или самые удаленные – совершаются в глубоком мраке, среди которого возможно, что мы приблизительно так же слепы, как мы то предполагаем относительно пчел.