Был худеньким, белесоватым, способным и чувствительным мальчиком; любил то же, что люблю и сейчас: красную смородину, книжки и ласку. ("Сестра")

На лице ирония, на груди крахмал, в кармане пусто. ("Катенька")

Не правота поступка оправдывает человека, а его вера в правоту.
("Неизвестный, по прозвищу Вернер")

Он был художником, по преимуществу, в душе, анархистом в теории, а
пьяницей реальным и последовательным. Это не мешало ему быть превосходным человеком. ("Римлянин и варвар")

На свете прекрасного много. Если, закрыв глаза, мысленно проследить пути, когда-то пройденные, — делается грустно и тревожно, потому что все это не вернется и не увидится снова, а и увидится — уже не с прежним чувством. ("Каштановое море")

Бывают ли воспоминания, в которых картинам прошлого не отдавалось бы ласковое предпочтение перед нынешними? Выстроив прекраснейший замок, обставив его по своему вкусу, — как все же не вспомнить, что когда-то на этом месте было живописное болото, и на нем крякали утки? Способен ли автомобиль изничтожить поэзию диккенсовских дилижансов? Почему на бронзу накладывают искусственную патину? Какой роскошью переиздания можно превзойти прелесть старинной книги? Каким новым заменить старое, выдержанное годами вино? И когда говорят, что «Москву нельзя узнать», — кто тот москвич, у которого не щемит сердце? Живущий настоящим живет неполной жизнью, как и пытающийся жить только будущим; «было» глубже, чем «есть» и чем бездушное «будет». Ведь, в сущности, действительно «есть» только прошлое, настоящее лишь вершится, а будущего еще нет; прав философ, сказавший, что именно будущее «преходяще» и, лишь освещаясь светом прошлого, приобретает свой духовный смысл. ("Старый Париж")

Дело происходило в городе Перми, на Сибирской улице, которая сейчас, вероятно, переименована, в духе эпохи и к удивлению закамских медведей, в улицу Розы Люксембург или Беспощадной-Борьбы-со-Спекуляцией. ("Про бабушку")