Британский премьер говорил о своих дружеских чувствах к Франции, о своем желании видеть ее великой державой, об опасности захвата Мадагаскара японцами, что и потребовало немедленных действий. Но больше всего он ссылался на волю правительства США, не желавшего и слышать об участии де Голля в операции на Мадагаскаре. Де Голль отвечал, что он не может уступить, ибо то, что делается в отношении Французской империи, потом будет применяться в отношении самой Франции. Он выразил решимость ни в чем не уступать Соединенным Штатам и Рузвельту. «Ничего не форсируйте! - сказал Черчилль. - Смотрите, как я: то склоняюсь, то снова выпрямляюсь». «Вам это можно, - отвечал де Голль. - Ведь вы опираетесь на крепкое государство, сплоченную нацию, единую империю, сильные армии. А я! Что у меня есть? И все же, вы это знаете, я обязан заботиться об интересах и будущем Франции. Это слишком тяжелое бремя, и я слишком беден, чтобы позволить себе сгибаться...»