Прошёл час. Солнце уже прилегало к горе. Её всё не было и не было. Что же она там делает? Она должна уже вымыть руки и переодеться. Василий впервые почувствовал, что такое ждать женщину. Он нетерпеливо вставал, курил, вглядывался через поле и, как только между деревьями мелькало по тропе что-то женское, весь застывал: это уже она, её походка, её платок. Но женщина шла с вёдрами, что-то выливала и уходила. Василий снова присаживался, закуривал и с ещё большим волнением воображал, как она теперь идёт к нему через поле, всё ближе и ближе, всё откровенней в движениях, торопясь, а потом с виноватостью встречаясь глазами, как бы говоря: «Ну что? Пришла я… Что теперь делать будем?» — и в то же время всё, всё понимая, поддаваясь его взгляду. И пусть пропадёт ещё один день, он не уедет и завтра, зато вечер они посидят в тишине, вдали от хутора, и он скажет ей такие слова, каких никогда никому не говорил, и она будет благодарна, радостна и счастлива с ним. В полночь она проводит его по глухой дороге к автобусу, они пойдут по рассвету в обнимку, пропустят утренний автобус, поскитаются за переправой и перед его отъездом что-нибудь придумают.