Если хорошенько прислушаться, в смехе Юлии и Лизы звучал смех всех матерей на свете. Матерей, которых смешит вековечная неуклюжесть мальчишек. Скривившись от боли, Ралф еще раз осмотрел ссадину на колене и покачал головой. А потом сделал единственно возможное в этой ситуации — тоже расхохотался. Хохотал вместе со своими сыновьями. И с моими дочерьми. Хохотал над собой. Впрочем, только казалось, что он хохочет над собой, демонстрирует, будто не чужд самоиронии. На самом деле смеялся он главным образом затем, чтобы спасти лицо. Смеялся, чтобы сократить ущерб. Ненароком упавший взрослый мужчина смешон. Мужчина, способный сам посмеяться над этим, смешон уже меньше.