В принципе, во всем учитель прав. Илья закрыл глаза. Да, гениальный неудачник. А Миха — бесталанный поэт, идеалист. Саня — несостоявшийся музыкант. А я теперь стукач… Хорошая компания.

Впрочем, я просто делаю свою работу. Мне важно, чтобы все это осталось. Если никто ничего не будет знать, то ничего этого как бы и не было. Мой архив сохранит это бездарное, ползучей чумой пораженное время. А что страх? Он был, есть и будет…

Что-то в этом есть, только непонятно, что случилось с самим Виктором Юльевичем. Надо как-нибудь спросить, что с ним самим случилось: почему он лежит здесь один, полупьяный, среди лучших русских книг.

Может, мир спасет красота, или истина, или еще какая-нибудь прекрасная хрень, но страх все равно всего сильней, страх все погубит — все зародыши красоты, ростки прекрасного, мудрого, вечного… Не Пастернак, а Мандельштам останется, потому что у него больше ужаса времени. А Пастернак все хотел со временем примириться, объяснить время положительным образом.