Сганарель. Ежели так, сударь, то я вам прямо скажу, что не по сердцу
мне ваш образ действий и что, по-моему, очень это скверно - влюбляться в
первую встречную, как это делаете вы.
Дон Жуан. Как! Ты хочешь, чтобы мы связывали себя с первым же предметом
нашей страсти, чтобы ради него мы отреклись от света и больше ни на кого и
не смотрели? Превосходная затея - поставить себе в какую-то мнимую заслугу
верность, навсегда похоронить себя ради одного увлечения и с самой юности
умереть для всех других красавиц, которые могут поразить наш взор! Нет,
постоянство годится только для чудаков. Любая красавица вольна очаровывать
нас, и преимущество первой встречи не должно отнимать у остальных те
законные права, которые они имеют на наши сердца. Меня, например, красота
восхищает всюду, где бы я ее ни встретил, и я легко поддаюсь тому нежному
насилию, с которым она увлекает нас. Пусть я связан словом, однако чувство,
которое я испытываю к одной красавице, не заставляет меня быть
несправедливым к другим: у меня по-прежнему остаются глаза, чтобы замечать
достоинства всех прочих, и каждой из них от меня - дань и поклонение, к
которым нас обязывает природа. Как бы то ни было, сердце мое не может не
принадлежать всему тому, что ласкает взгляд, и едва лишь хорошенькое личико
попросит меня отдать ему сердце, я, будь у меня даже десять тысяч сердец,
готов отдать их все. В самом деле: зарождающееся влечение таит в себе
неизъяснимое очарование, и вся прелесть любви - в переменах. Это так приятно
- всевозможными знаками внимания покорять сердце молодой красавицы, видеть,
как с каждым днем ты все ближе к цели, побеждать порывами своего чувства,
вздохами и слезами невинную стыдливость души, которая не хочет слагать
оружие, шаг за шагом преодолевать мелкие преграды, которые она ставит нам,
побеждать щепетильность, в которой она видит свою заслугу, и незаметно вести
ее туда, куда ты стремишься ее привести! Но когда ты своего достиг, когда
уже нечего ни сказать, ни пожелать, то вся прелесть страсти исчерпана, и ты
засыпаешь в мирном спокойствии этой любви, если только что-нибудь новое не
разбудит вновь наши желания и не соблазнит твое сердце чарующей возможностью
новой победы. Словом, нет ничего более сладостного, чем одержать верх над
красавицей, которая сопротивляется, и у меня на этот счет честолюбие
завоевателя, который всегда летит от победы к победе и не в силах положить
предел своим вожделениям. Ничто не могло бы остановить неистовство моих
желаний. Сердце мое, я чувствую, способно любить всю землю, и я, подобно
Александру Македонскому, желал бы, чтобы существовали еще и другие миры, где
бы мне можно было продолжить мои любовные победы.