Ученых, изобретателей, в общем, всех людей, одержимых своим делом, почему-то нередко изображают как фанатиков и, вроде бы преклоняясь перед ними, про себя жалеют. Неверно! Фанатизм связан с муками и страданиями. И чаще всего с бессмысленными. Ученый, исследователь, если он настоящий, прежде всего эгоист. Причем в высшем смысле этого слова самое большое наслаждение он получает не от изысканнейшей пищи, вина и прочих недолговечных материальных атрибутов, которые ему, кстати, тоже не чужды, - а от познания. Природа похожа на бездонную бочку - сколько будут существовать люди, столько они будут пытаться расшифровать ее сущность. Посему наслаждение ученого так же длительно, как вся его жизнь.
***
Полгода назад Воробей покинул большой спорт (ему исполнилось тридцать три года), стал работать преподавателем физкультуры в одном из военных училищ. По слухам, он сразу же начал пить. Почему? Вероятно, по той же причине, что и я. Это была не только наша с ним трагедия. Немало выдающихся спортсменов постигла та же участь. Рано или поздно приходит тяжкая пора уходить, бывший чемпион в один день превращается в рядового, каких миллионы. К этому очень тяжело привыкнуть. Тебе не хочется смиряться, но поделать ничего нельзя. Эту психическую травму одни переживают внутри, другие на виду, но все глубоко и остро. После яркой, наполненной жизни существовать тихо невмоготу. <…> Трагедия краткосрочности жизни спортсмена и его славы - трагедия для баловней от спорта... С теми, кто знает цену тяжелому, ежедневному, многолетнему труду, она, как правило, не случается...
***
И все-таки сторонники метода начали появляться. Одни благодаря большому количеству излеченных пациентов; других я привлек своими постоянными выступлениями на конференциях; третьи и в самом деле стали убеждаться в перспективности нового направления; четвертые, безразличные к идее, просто сочувствовали мне, как человеку, который вот уже около восьми лет что-то такое доказывает, но, видимо, так никогда и не докажет, - и так далее и так далее...
С одной стороны, стало вроде полегче, с другой — сложнее. Почему?
Раньше было проще:
«Нет, и все! Не признаем!»
Теперь таких «оракулов» поубавилось. Появились «молчальники» — сидит себе, слушает и молчит. Поди узнай, что у него там на уме? Или, например, «сочувствующие лицемеры»: в глаза тебе одно, за глаза — подножку.
Более всего я стал бояться «сочувствующих воров». Один такой, молодой, с горящими глазами, воодушевленный идеей метода, буквально влез ко мне в душу и очень подробно расспросил об одной из модификаций моего аппарата, которую я только начал разрабатывать.
На конференциях меня особым вниманием не баловали. От подобной заинтересованности у меня, как говорится, «сперло дыхание», и поэтому Шамшурину (такая у него была фамилия) я выложил несколько своих очередных задумок. При этом он кое-что записывал.
Через полгода он представил «свой» аппарат на получение авторского свидетельства. Суть моей новой конструкции Шамшурин схватил лишь в общих чертах, детально же разработать не сумел. Но самым удивительным было не то, что он украл идею, а то, что этот Шамшурин моментально получил авторское свидетельство. Более того, «свою модификацию» ему удалось внедрить в столичных травматологических институтах. Как и следовало ожидать, «изобретение Шамшурина» особым успехом пользоваться не могло. Тяжелым больным «его» аппарат помогал «как мертвому припарка». Зато молодому, шустрому дельцу пригодился весьма. Он быстро пошел в гору.
У кого из нас не встречалось на пути подлецов? У всякого. И все же: «не бог с ними», как говорят, а «бог с порядочными!» — иначе бы мы не совершили в своей жизни ничего полезного.