Революция озверевала, упившись кровью. Диктатура пролетариата
далеко превзошла террор французских якобинцев, но суть движения была
одинаковой. И даже казнь монархов, включая членов семей - знак
революционной трусости диктатур: ибо все диктатуры и диктаторы мира едины
страхом лишиться власти и погибнуть, и страх этот исходит от того, что они
мерят подлость противников собственной подлостью.
Но главное сходство революций в том, что через полгода после их
начала любой человек, попавший в их тенета, в силу того только, что жил в
городе или стране с такой неладной судьбой, с умилением и ностальгией
вспомнит первые недели революции, когда она, как веселая распутная дева,
шла по улицам и полям, а гробы с первыми жертвами несли по центральным
улицам на вытянутых руках и пели скорбные марши. И революция не только
брала, брала, брала, но и обещала дать или даже что-то давала.
В первые дни любой революции раскрываются двери тюрем, выходят на
волю заключенные. Даже карманники в такие дни полагают себя жертвами
политического террора и надевают алые банты. В первые дни революции самые
главные враги народа - полицейские и тюремные стражники. Некоторых из них
убивают. Остальные переодеваются в штатское и ждут момента, когда их
услуги понадобятся снова. Так и случается, потому что раскручивающейся
машине революционного террора необходимы специалисты заплечных дел.
Но упаси Боже попасть полицейскому на глаза революционной толпе в