- Сволочь он, - с ненавистью продолжал Турбин, - ведь он же сам не
говорит на этом языке! А? Я позавчера спрашиваю этого каналью, доктора
Курицького, он, извольте ли видеть, разучился говорить по-русски с ноября
прошлого года. Был Курицкий, а стал Курицький... Так вот спрашиваю: как
по-украински "кот"? Он отвечает "кит". Спрашиваю: "А как кит?" А он
остановился, вытаращил глаза и молчит. И теперь не кланяется.
Николка с треском захохотал и сказал:
- Слова "кит" у них не может быть, потому что на Украине не водятся
киты, а в России всего много. В Белом море киты есть...
- Мобилизация, - ядовито продолжал Турбин, - жалко, что вы не видели,
что делалось вчера в участках. Все валютчики знали о мобилизации за три
дня до приказа. Здорово? И у каждого грыжа, у всех верхушка правого
легкого, а у кого нет верхушки, просто пропал, словно сквозь землю
провалился. Ну, а это, братцы, признак грозный. Если уж в кофейнях
шепчутся перед мобилизацией, и ни один не идет - дело швах! О, каналья,
каналья! Да ведь если бы с апреля месяца он начал бы формирование
офицерских корпусов, мы бы взяли теперь Москву. Поймите, что здесь, в
Городе, он набрал бы пятидесятитысячную армию, и какую армию! Отборную,
лучшую, потому что все юнкера, все студенты, гимназисты, офицеры, а их
тысячи в Городе, все пошли бы с дорогою душой. Не только Петлюры бы духу
не было в Малороссии, но мы бы Троцкого прихлопнули в Москве, как муху.
Самый момент, ведь там, говорят, кошек жрут. Он бы, сукин сын, Россию
спас.