slipstein

29 октября 2015 г., 21:10

Различие в исторических диагнозах, которые ставят оба фильма, в том, что персонажи Ренуара живут между двумя катастрофами, а для героев Эсташа крушение всегда уже позади. «Мрачный комизм», который Садуль отмечал в «Правилах игры», довольно точно характеризует и «Мамочку и шлюху». Однако Ренуар, страдая неискоренимым жизнелюбием, спасается скорбной иронией, а Эсташу ничего не остается, кроме неиссякающего юмора и многословного отчаяния. Если продолжать клиническую метафору, то ирония и юмор противостоят здесь друг другу, как транквилизатор — стимулятору.

Отсюда же разница в восприятии времени героями двух фильмов. Ее чутко схватывает камера. Для героев «Правил» настоящего не существует, вернее, оно есть тонкая грань между разбегающимися в прошлое и в будущее потоками — на этой грани можно устроить охоту или праздник с переодеваниями и плясками: это настоящее способно держаться только на таких стремительно переживаемых событиях. Для героев «Мамочки и шлюхи» время стоит на месте либо течет назад. Настоящее для них — жирная полоса, заваливающаяся в прошлое, а будущее отсутствует. У Павла Флоренского была эксцентричная гипотеза, что в сновидениях время течет вспять. Он приводил хрестоматийный пример из учебников психологии — пережитый во сне год Французской революции: после «сложных приключений, с преследованиями и погонями, террора, казни Короля и т. д.» сновидца судят и гильотинируют, и он просыпается «от того, что спинка железной кровати, откинувшись, с силой ударила его по обнаженной шее». То есть сперва была «спинка железной кровати», а затем — в мнимо обратном порядке — все остальное. Чем-то вроде воспоминания о такой «спинке» является в киногрезе Эсташа Красный Май, к которому, как к потустороннему событию, стягиваются жизни героев. «Не придя вчера, вы дали мне сегодня повод поговорить о вашем отсутствии», — говорит Александр на первом свидании Веронике (Франсуаза Лебрен). Не присутствие, а отсутствие, не встреча, а ожидание встречи становятся основным сюжетом. Эта фраза Александра могла бы стать рецептом для выживания внутри подобной временности.