Как непостоянно человеческое признание. Вряд ли в русской поэзии был другой поэт, которого восторженные почитатели в буквальном смысле носили на руках, как при жизни, так и после смерти - гроб поэта питерская молодежь несла на руках от вокзала до Волковского кладбища. Пожалуй, Надсона можно назвать первым, кто мог претендовать на титул "Короля поэтов", за который через 30 лет после его смерти будут биться Блок, Северянин, Маяковский и Гумилёв.
А сегодня я пишу всего лишь вторую рецензию на сайте на один из десятка сборников поэта, представленных здесь.

Поэзия Надсона достаточна выпукла и контрастна, крайне экзальтированна. Он не чурался расхожих штампов, нарочитой красивости, театрального заламывания рук и закатывания глаз. Еще не пришла эпоха немого кино, но когда я вижу характерные жесты героев немых фильмов, мне почему-то сразу приходят на ум строки Надсона, настолько органично они воспринимаются на фоне Веры Холодной, Мэри Пикфорд, Ивана Мозжухина и Дугласа Фэрбенкса. В его стихах почти нет полутонов, преобладают яркие кричащие краски. Но именно такие стихи находили отклик в горячих сердцах молодых русских разночинцев 80-х годов. Когда звучали строки:

Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат,
Кто б ты ни был, не падай душой.
Пусть неправда и зло полновластно царят
Над омытой слезами землей,
Пусть разбит и поруган святой идеал
И струится невинная кровь,-
Верь: настанет пора - и погибнет Ваал,
И вернется на землю любовь!

они попадали точно в цель, это было то, что хотели услышать представители русской юной еще интеллигенции.

Надсон, соединяя в себе гражданское начало Некрасова и христианское богоискательство Достоевского, говорил своим читателям:

Верь в великую силу любви!..
Свято верь в ее крест побеждающий,
В ее свет, лучезарно спасающий,
Мир, погрязший в грязи и крови,
Верь в великую силу любви!

И это снова было точно, потому что первое поколение русских революционеров-разночинцев еще не было готово к большевистскому атеизму, оно несло в себе идеалы христианства, утверждающего любовь высшей силой бытия. И именно Надсону, сыну еврея, удалось выразить эту потребность русской интеллигенции наиболее точно и полно. Кстати, по маме поэт принадлежал к дворянству и был племянником Мамонтовых.

Он был настоящим русским поэтом. Известно, что настоящие русские поэты долго не живут - Надсон сгорел от чахотки, едва переступив порог 24 лет. Он на самом деле быстро и дотла сгорел, но для многих стал светом. Однако, востребованности у следующих поколений уже не получил, так и оставшись гением своего десятилетия и в своем десятилетии - 80-х годах XIX века.

В своем цикле "Жили у бабуси два веселых гуся" я не смог пройти мимо такой яркой личности, как Надсон. И вот что получилось:

Бабка, милая, добрая, бабка моя!
О гусях ты скорбишь всей душой,
Пусть пребудет с тобою надежда твоя
Над омытой слезами землей.
Знаешь, гуси уйти далеко не могли,
Не рыдай, остуди свою кровь.
Верь в великую силу добра и любви,
И вернутся к тебе они вновь.

О, бабуся! О светлой минуте мечтай,
Завернувшися в плед, у огня,
Пусть печален и пуст одинокий сарай,
Ночь вокруг чересчур уж черна.
О гусях ты молитву все время твори,
Чтоб вернулись за кормом домой.
Не смыкай ни на миг в беззаветной любви
Очи, полные скорбной мольбой!

В этом сборнике я не нашёл некоторых стихотворений, которые знал. Но нашёл много других, новых для меня. И моя небольшая коллекция любимых стихов немного увеличилась. Стихотворения у Волошина на любой вкус. Иногда он пишет очень сложно, используя сложные метафоры, сложные для понимания словосочетания. А иногда настолько легко, что удивляешься, как такие простые строчки могут так цеплять за душу.

Вспоминаю свои школьные годы, класс 7 или 8. Всего лишь одно произведение Николая Клюева мы прочитали на уроке литературы, но такое трогательное, сочное - "Мне сказали, что ты умерла....". По несколько раз перечитывала, глотала, учила наизусть, так, чтоб в нынешние 24 года помнить его и днем, и ночью. Для себя задалась целью: еще прочитать произведения автора, найти бумажную книгу, узнать больше о самом Клюеве.
Время шло, имя автора забылось, только "Мне сказали, что ты умерла...." помнилось отчетливо.
Имя вспомнила, про автора прочла: потрясенная, загорелась этим человеком.
А потом нашла книгу за две копейки "Комсомольская правда". Радости моей не было предела.

Ну и что же?
Жаль, но Николай Клюев оказался автором одного стихотворения, это вот знаете, как сейчас часто бывает, спела группа музыкантов одну достойную композицию, отгремела эта песня везде и на ура, а остальное все как-то не пошло. Или как актер одной роли: Шурик он, к примеру, и все на этом.
Вот так и у Клюева. Некоторые еще есть неплохие стихи, но не то. Не то.

"мне сказали, что ты умерла"...поэзия Клюева. Для меня, по крайней мере.

Книжка из народной - то есть, дешевой - серии от Комсомольской правды. )) Карманного формата.
Ну, что тут скажешь - просто стихи. Хорошие. Многие, как оказалось, я уже знаю наизусть - ну, это из-за Никитиных и Берковского... и прочей авторской песни... ))) Они часто его стихи использовали.
Интеллигентски-диссидентские нюансы виднеются. Но не так чтобы сильно. ))) В духе 60-х.
Как-то больше всего произвел впечатление цикл про Ивана Грозного. Красиво, необычно... драматично...
А также э... поэма... )) про Александра I. Ну, там в прологе началось, что таинственный старец, который вот. Ясное дело.))) Все та же версия о подмене царя. (злопыхая) я думаю, это они все от Эйдельмана набрались! Надо мне до этого Эйдельмана добраться и выяснить! ))) В общем, я уже ожидала, что тут в поэме автор растолкует, как это царь преобразовался в старца, скрылся в келье, все такое. Но Самойлов меня поразил. У него вообще - прилетают инопланетяне и похищают Александра I! ))) И вот он так до сих пор и несется в просторах вселенной на инопланетном корабле. Ну... это круто... )) Я в шоке. То есть, в восхищении. )))

Кто помнит: стужа, и окоп,
И ветер в бок, и пуля в лоб.

И уже ничем не излечим
Пропитавший нервы непокой.
"Кто идет?" - спросонья мы кричим.
И наганы шарим под щекой.

Мы с тобой в чудеса не верим,
Оттого их у нас не бывает...

И странно, что приобретаешь имя,
Которое придумано другими.
А сам бы как назвал себя?

- Милая моя, ты там поэзию читаешь, или сборник анекдотов?
Да, я смеялась. В маршрутке, в кресле, в очереди – везде, где я открывала книгу, я смеялась. Потому что такую «великую» поэзию я еще не встречала. Я не литературная ханжа, нет, я открыта для экспериментов, но не до такой же степени. Душа требует высокого, сопровожденного ритмом и рифмой (ну хотя бы одним из них, но хорошим), а товарищ Хлебников утолить эту жажду не сумел.
Попытки найти новые образы путем откровенного коверкания языка оказались, с моей точки зрения, провальными. Мне особенно нравится выражение, использованное в аннотации: «неповторимое стилевое своеобразие», и таких неповторимых на просторах интернета - море. Но их почему-то величают графоманами и бездарями, а не великими поэтами. Редкие проблески чего-то хорошего напоминают поиск самородного золота в бедном месте: прожилки тоненькие, и добывать их нецелесообразно.

Кто автор?

Владимир Сергеевич Соловьёв (1853-1900) - великий русский философ, поэт, мыслитель и мистик.
Соловьёв обладал несколькими учёными степенями, был прекрасным поэтом, оказал значительное влияние на поэтов символистов конца XIX-начала ХХ века. Что интересно, себя Соловьёв к символистам не причислял и жестоко иронизировал по поводу сборника стихов этого литературного течения.
Соловьёв увлекался мистицизмом, был основателем движения христианской философии, среди последователей которого, между прочим, были Бердяев и Достоевский.

О чём книга?

Книга включает в себя стихотворения разных лет. Как серьёзные, философские, так и юмористические, сатирические.
Поэзия Соловьёва не всегда гладкая по ритму, но всегда гармоничная, настраивающая на созерцание, философствование и погружение в себя. Нельзя сказать, что поэзия Соловьёва не символична. Просто символы эти менее условны, чем в поэзии символистов, которые каждому образу придавали особый смысл. У Соловьёва же зачастую поле – это просто поле, а луна – просто луна.
Я была в бесконечном восторге от поэмы «Три свидания», в которой поэт раскрывает свою душу, буквально обнажая своё мировоззрение и свою духовную суть. При этом делает он это с такой как бы небрежностью, иронией, лёгкость, что поэма не кажется чем-то философски перегруженным. Напротив, смысл этой вещи велик, но её облик – невесом и воздушен.
Конечно, заговорив ранее об отношениях Соловьёва к символизму, я не могу не вспомнить его «Пародии на символистов»:

Горизонты вертикальные
В шоколадных небесах,
Как мечты полузеркальные
В лавровишневых лесах.

Призрак льдины огнедышащей
В ярком сумраке погас,
И стоит меня не слышащий
Гиацинтовый пегас.

Мандрагоры имманентные
Зашуршали в камышах,
А шершаво-декадентные
Вирши в вянущих ушах.

Это стихотворение стало одним из моих любимых. Столько в нём мелодичности, красоты, но в то же время – это ярко выраженный стёб (если так можно выразиться в рецензии) над символистами, который Соловьёву удался блестяще!

Стихи Владимира Сергеевича Соловьева известны среднему любителю литературы, в основном, из строк, взятых Блоком в качестве эпиграфов ("Скифы", "На Поле Куликовом"). Действительно, поэт, чьи немногочисленные стихи помещаются аккуратно между Тютчевым и Фетом с одной стороны и Серебряным веком, с другой, для художественной литературы сохранился, прежде всего, как влияние, хотя и очень важное. Право, они заслуживают того, чтобы читать их, а не только то, что до или после. Содержание, сходное по идеям и идеалам с творчеством младших символистов они доносят в более простой и ясной, пусть и не столь отточенной форме.

Более всего меня поразил бесконечный запас самоиронии автора. Особенно в поэме "Три свидания". Надо очень легко и свободно относиться к своей жизни, чтобы написать о самом важном и сокровенном, о центре собственной жизни, подчеркнуто шутливо. Веруя в небесную природу своего озарения, к самому серьезному, что есть в душе, отнестись несерьезно к себе самому и своему творчеству. Иронии, как написано на обложке издания, даже сарказма, хватает и по отношению к другим вещам, но важно, что это не злая ирония.

Владимир Соловьев был философом, мистиком, поэтом и добрым, искренним христианином.