5 Теперь я поняла, что такое злой рок...

Хочу предупредить, здесь много спойлеров.
Прочитав "Собор Парижской Богоматери" Виктора Гюго, я в очередной раз убедилась в том, насколько сильными бывают произведения, ставшие классическими и признанные шедеврами в мировой литературе. И насколько мало таких произведений встречается в наш дни.
"Собор Парижской Богоматери" открыл для меня нового гения в художественной литературе. Я никогда не читала Виктора Гюго и рада, что начала свое знакомство с ним именно с этого романа. В романе переплетаются как бы две линии: архитектура города вплоть до XV века и любовная линия. Одна - открыла для меня много нового и интересного, заставила взглянуть меня на старинный город новыми глазами, вторая - заставила меня переживать за главных героев со слезами на глазах (в прямом смысле этого слова).
Пожалуй начну по-порядку и с самого начала. Читая роман, у меня создавалось впечатление, что я гуляю по городу. Так точно и досконально описывал автор соборы и церкви, их внешнее и внутреннее убранство. Так, например, сам собор Парижской Богоматери описывался аж целую главу. Я конечно знала, что соборы могли строиться десятилетиями и даже дольше, но почему то никогда не задумывалась, о том, что действительно, за время строительства мог меняться и стиль, и архитектура самого здания. Например, здание могло начать строится в романском стиле, а к концу стройки оно переходило в готический стиль. И поэтому многие строения нельзя было отнести конкретно к какому то одному стилю.

Это здание переходного периода. Не успел саксонский зодчий воздвигнуть первые столбы нефа, как стрельчатый свод, вынесенный из крестовых походов, победоносно лег на широкие романские капители, предназначенные поддерживать лишь полукруглый свод. Нераздельно властвуя с той поры, стрельчатый свод определяет формы всего собора в целом. Непритязательный и скромный вначале, этот свод разворачивается, увеличивается, но еще сдерживает себя, не дерзая устремиться остриями своих стрел и высоких арок в небеса, как он сделал это в последствии в стольких дивных соборах. Его словно стесняет соседство тяжелых романских столбов.

А с какой дотошностью была описана структура самого средневекового Парижа. Для меня это было ново и интересно, и на самом деле выглядело как экскурс в историю города.

В XV столетии Париж был разделен на три города, резко отличавшихся друг от друга, независимых, обладавших каждый своей физиономией, своим специальным назначением, своими нравами, обычаями, привилегиями, своей историей: Сите, Университет и Город.

Как мы уже сказали, каждая из этих трех больших частей Парижа сама по себе являлась городом, но городом слишком узкого назначения, чтобы быть вполне законченным и обходится без двух других. Поэтому и облик каждого их этих трех городов был совершенно своеобразен. В Сите преобладали церкви, в Городе - дворцы, в Университете - учебные заведения.

Отдельно автором рассматривается архитектура как язык, как мысль, которая могла проявить себя, не боясь за свою жизнь, только в зодчестве.

В эту эпоху мысль, высеченная в камне, пользовалась привилегией, сходной с нашей современной свободой печати. Это было время свободы зодчества.

Будучи свободной лишь в области зодчества, мысль целиком высказывалась только в тех книгах, которые назывались зданиями. В этой форме она могла бы лицезреть собственное сожжение на костре от руки палача, если бы по неосторожности отважилась принять вид рукописи; мысль, воплощенная в церковном портале, присутствовала бы при казни мысли, воплощенной в книге. Вот почему, не имея иного пути, кроме зодчества, чтобы пробить себе дорогу, она и стремилась к нему отовсюду. Только этим и можно объяснить невероятное обилие храмов, покрывших всю Европу, - их число так велико, что, даже проверив его, с трудом можно себе его вообразить.

Так же я до сих пор не могу понять, были ли на самом деле в Париже такие места как "крысиная нора". Это келья, выдолбленная в камне стен Роландовой башни на Гревской площади, в которую "заживо хоронили себя" затворницы, оплакивающие кого то из близких людей.

В городах средневековья подобного рода гробницы встречались нередко. Даже на самых людных улицах, на самом оглушительном и пестром рынке, в самой его середине, чуть ли не под капытами лошадей и колесами повозок, можно было наткнуться на нечто вроде погреба, колодца или же на замурованную, зарешеченную конуру, в глубине которой днем и ночью возносило молитвы человеческое существо, добровольно обрекшее себя на вечные стенания, на тяжкое покаяние.

Уже после прочтения "Собора Парижской Богоматери" я узнала, что Виктор Гюго тщательно готовился к его написанию. Он штудировал исторические сочинения, делал многочисленные выписки из книг XV - го столетия, т.е. подошел к делу довольно основательно.
Вторая линия романа, романа трагедии, всколыхнула мой внутренний мир. Жалко было ну просто абсолютно всех героев романа. Я сама мама и мое сердце разрывалось от жалости к матери, у которой цыгане украли младенца ребенка, которая в молитвах и слезах провела 15 лет в "крысиной норе", оплакивая свою малютку, которая в конце концов нашла ее, но злой рок не дал ей насладится встречей и счастьем. Жалко было цыганку Эсмеральду, которая безумно влюбилась в капитана Феба де Шатопер, но эта любовь ее в итоге и сгубила. Жалко ее было и потому, что она стала жертвой "страшной" любви монаха Клода Фролло. Я плакала над чувствами Клода Фролло. Как сильно терзалась его душа в монашечьей рясе! Ради этой любви он отрекся от всего, что было смыслом его жизни: своей веры, науки. По сути его душа ведь тоже была чиста, и он тоже любил Эсмеральду всем сердцем. Никто не мог подумать, что муки, терзавшие его, так изменят человека. Я плакала и над судьбой Квазимодо. Но честно признаюсь, когда дело стало приходить к развязке я ждала чего угодно, но только не того, что описал Гюго. Смерть всех главных героев (за исключением Феба, хотя как сказал сам автор: "Феб де Шатопер тоже кончил трагически. Он женился.") была для меня полным шоком. Судьба Квазимодо стала для меня отдельной темой для размышления. Я все думала, как же в итоге могла сложиться его жизнь? Бог дал ему в наследство не только уродство, но и большое, благодарное сердце и душу. Мог ли он иметь счастье в любви, когда эта любовь ставила его в тиски между Эсмеральдой (возлюбленной) и приемным отцом Клодом Фролло, которому он был безмерно благодарен и предан (так как именно Клод принял его, вырастил как сына, в то время, когда весь мир был против Квазимодо). Да и к тому же его уродство давало ему возможность только любить, но не быть любимым. Могла ли эта история (история с Эсмеральдой, Клодом, Квазимодо и Фебом) иметь другой конец? Если бы даже Эсмеральда поняла, что Феб бросил ее и женится на другой, мне кажется у Клода все равно не было бы шансов, так как столько боли и горя он ей причинил. Но смогла бы Эсмеральда при этом полюбить Квазимодо, хотя бы за его чистое сердце?
Трудно описать словами, что творилось в моей душе при прочтении "Собора Парижской Богоматери". Скажу только одно, такие сильные произведения лично мне надо читать с большими перерывами, так как "нервные клетки не восстанавливаются", а понервничать и поплакать за героев пришлось изрядно.
Наверно не стоит говорить, что роман "Собор Парижской Богоматери" Виктора Гюго мне очень понравился. Таким произведениям рука не поднимется ставить бал ниже 5 (из 5 баллов). Очень сильный роман. После его прочтения мне захотелось увидеть мюзикл с одноименным названием.