4 Душа наша — корабль, идущий в Эльдорадо...

Брюс Чатвин – английский журналист с довольно разносторонними интересами (он был экспертом по импрессионизму в аукционном доме Сотбис, работал в отделе искусства и архитектуры журнала «Санди Таймс») своё основное время проводил в путешествиях по миру, которые давали ему материал для его литературных работ. Одной из которых и стала «В Патагонии», где жанр «путевые заметки» позволил ему делиться с читателями своими впечатлениями об этой огромной и почти неизвестной широкой публике области Южной Америки. Случайно прочитанный отзыв обратил моё внимание на эту книгу и она дождалась, наконец, своего часа.

Впервые о Патагонии я, как и многие читатели Жюля Верна, прочитала в «Детях капитана Гранта», герои которых преодолевали Анды и аргентинскую пампу, следуя по 37 параллели.
Автор «В Патагонии», несомненно, тоже был знаком с этим бессмертным романом, но у него была и своя, гораздо более личная причина интересоваться этой частью мира. Когда-то его двоюродный прадед прислал его бабушке в подарок на свадьбу кусочек шкуры с сохранившейся на ней шерстью. Артефакт хранился в бабушкином серванте под кодовым названием «шкура бронтозавра» и был обещан автору, «когда вырастет». Детские впечатления обладают такой силой, что стали дополнительным поводом для Брюса Чатвина посетить эту страну.

Книга состоит из множества микро-рассказиков, каждый из которых посвящен кусочку его пути по огромной, своеобразной и, что уж там говорить, невероятно отсталой во многих отношениях стране. Необходимо помнить, что путешествие это происходило более полувека назад, в 70-х годах прошлого века. И то, что автор преподносил как некую экзотику, могло, на мой взгляд, быть простым недопониманием состоятельного гринго бедственного положения местного населения, начиная от беспробудно пьющих индейцев и гаучо и заканчивая вырождающимися кланами многочисленных переселенцев. Он даже с Россией какие-то параллели проводил. Население страны — местные индейцы и потомки колонистов, изгнанники всех мастей. Здесь и немецкие эмигранты, и валлийские переселенцы, и русские, попавшие в плен гитлеровцам во Второй Мировой, не решившиеся после этого вернуться в Россию. Шотландцы и буры, «потомки несгибаемых африкандеров, эмигрировавшие в Патагонию в 1903 году, из одного лишь отвращения к «Юнион Джеку», тоже получили от аргентинского правительства огромные участки плодородной земли. Так хорошо начавшаяся жизнь колонистов, в ХХ веке постепенно ухудшается, многочисленные революции и падение мирового спроса на аргентинскую шерсть делаются причиной разорения мелких и средних хозяйств. Дети переселенцев уезжают в большие города, белокаменные эстансии становятся безлюдными, а оставшимся в них все труднее найти себе пару. Но они держатся. "Это наша родина, сынок."

Двигаясь от эстансии к эстансии, собирая коллекцию человеческих типов и образов, Чатвин следует причудливым маршрутом, сворачивая с дороги в тот момент, когда его поманит в сторону очередная диковинка, упоминание о необычном человеке или местности. Словно Гермес, бог странников, в которого, как он сам говорит, он верит больше, чем в любую другую фигуру из традиционных религий, он смотрит на эту жизнь отстранено, чтобы не сказать свысока, их беды и радости не задевают его, лишь служат темой для еще одной заметки. Лица людей из прошлого и настоящего сменяют друг за друга и иногда сливаются в бесконечную ленту. Но иногда в этих описаниях звучат чистые, щемящие ноты и очевиден взгляд настоящего художника.

... он сыграл мазурку, которую Шопен диктовал на смертном одре. Свист ветра раздавался на улице, и музыка призрачно реяла над пианино, как листья над могильным камнем, и можно было легко вообразить, что находишься в присутствии гения.

Целое детективное расследование он провел по истории bandoleros norteamericanos — северо-американских бандитов, вроде банды Бутча Кэссиди, которые, когда им прищемили хвост в Штатах, перебрались в Южную Америку и там еще долго разбойничали в Чили и Аргентине, обеспечивая головной болью директоров банков, губернаторов и шерифов. Существует настоящий фольклор с историями их поимки и гибели, многие из которых они же сами и сочинили, чтобы позже под другими именами, спокойно зажить богатыми эстансиеро, и скончаться в своих постелях в окружении любящих родственников.

Еще одна тема – природа. Горы, равнины, берега Рио-Негро, это тоже мир Патагонии. Безлюдные равнины сменяются плодородными долинами, с горными вершинами на горизонте. Рассказы же о судьбе детей этой земли —индейцев-пеонов полны горечи. Индейцы, когда-то великая нация, ныне беспробудно пьют, когда-то ловкие и сильные работники, поднявшие вместе с переселенцами эту безлюдную землю, вырождаются и гибнут.

Другая сюжетная линия – палеонтологическая. От плезиозавра и бронтозавра, кусочек которого хранился в бабушкином серванте, и который на поверку оказался гигантским ленивцем, шкуру и кости которого предок автора презентовал Британскому музею, Брюс Чатвин перебирает флору и фауну региона со страстью истинного натуралиста. А история с плезиозавром имела также нешуточную политическую подоплеку, о которой рассказывается с мягким юмором. И о литовце Казимире Слапеличе, который 50 лет назад обнаружил в ущелье скелет динозавра и о том, как автор искал единорога в наскальных рисунках, о которых ему рассказал отец Паласиос, великий человек, и как почти пешком дошел до Рио-Рабальеса, который называли Золотым городом.
Но при всей приязни автора к неизвестной стране и живущим в ней людям, мне порой чудилось этакое любопытство энтомолога, разглядывающего особенно редкую бабочку, насаженную на его булавку. По всей видимости, века колонизации заложили что-то такое в англичанах на генетическом уровне.

А Южная Америка и по сию пору является самой притягательной частью мира для авантюристов всех мастей, наверное, что-то в ее атмосфере их так притягивает, а количество чудаков и безумцев рекордно для этой местности, где плотность населения составляет два человека на квадратный километр. Мир гротескный и причудливый с точки зрения европейца и естественный для местных жителей. И совершённое литературное путешествие с этим странно-притягательным, язвительным и сентиментальным спутником доставило мне истинное удовольствие.