Мы — коты, мы обществу нужны для красоты!

Всякий без раздумий назовет десяток книг о собаках, которые оставили в душе след: «Муму» Тургенева и чеховская «Каштанка», «Лев и собачка» Льва Толстого и «Белый пудель» Куприна, «Рассказы о собаках» Паустовского, «Белый Бим, черное ухо» Троепольского, «Снупи», «Лесси», «Хатико», «Марли и я» и пронзительная «Герда» Веркина. У каждого будет свой список, какие-то произведения встретятся чаще, иные реже, у кого-то «собачьих» книг будет больше, у другого меньше, но нет сомнения, что собаки часто становятся героями хороших книг. Добавлю: становятся именно в собачьей ипостаси.

Даже в случае, когда авторы вкладывают в их уста человеческую речь, она иллюстрирует собачьи паттерны поведения: верность, преданность, привязанность к хозяину и зависимость от его оценки. Книжная собака, за редким исключением, немыслима в отрыве от хозяина. Иначе дело обстоит с другими постоянными спутниками и любимцами человека. Итак, на сцену выходит его величество Кот.

Первое появление в европейской литературе представителя семейства кошачьих — «Кот в сапогах» Шарля Перро (1695). Обаятельный пройдоха в благодарность за доброту и доверие сделал своего хозяина королевским зятем и наследником несметных богатств. А что при этом пострадал прежний владелец — так он всё равно был людоедом, не жалко. И кстати, не надо было быть дураком!

Спустя век с четвертью традицию умных независимых котов-философов, имеющих обо всем собственное мнение, продолжат «Житейские воззрения Кота Мурра» Эрнеста Теодора Амадея Гофмана (1819–1821) Книга представляет собой мемуары кота Мурра, являющегося одновременно автором и героем. Однако в предисловии издатель сокрушенно сообщает о конфузе — когда начали поступать листы корректуры, выяснилось, что текст кошачьих записок то и дело перемежается с кусками совершенно постороннего текста. Оказалось, что для своих записок кот рвал первую попавшуюся книгу из библиотеки своего хозяина, «частью для прокладки, частью для просушки», ею оказалось жизнеописание Иоганнеса Крейслера, придворного музыканта, в котором читатель узнает Гофмана. Вновь невероятная кошачья самоуверенность, которая позволяет использовать листы биографии творца как «макулатурные».

А через десять лет в мир, уже знакомый с котом-трикстером и котом-философом, войдет третья кошачья ипостась — колдовская. Повесть Николая Васильевича Гоголя «Майская ночь, или Утопленница» (1830) — одно из самых жутких впечатлений моего, думаю не ошибусь, если предположу, что и вашего, книжного детства. Злая мачеха, которую после смерти жены привел в дом сотник, оказалась ведьмой и задумала извести падчерицу. И вот, каждую ночь она крадется к постели бедной девушки, перекинувшись черной кошкой, а железные когти стучат по половице: клац-клац-клац. Бр-рр, до сих пор жутко.

В продолжение мистической темы рассказ Эдгара Аллана По «Черный кот» (1843) с примерно тем же уровнем инфернальной жути, хотя акценты у великого американского писателя смещены от преследования носительницей злой силы невинной девушки к воздаянию за порок и жестокость. Помните, рассказчик-алкоголик не в силах противиться приступам злобы, которые обуревают его спьяну: сначала вырезает ножом глаз своему любимцу коту Плутону, потом вешает его на дереве, а после переносит свою жестокость на жену. Финал потрясает.

Новый век, новые приоритеты: борьба за суверенитет, женская эмансипация, а значит — внимание очередной особенности кошачьего характера — свободолюбию и независимости. Неважно, насколько колонизаторских взглядов сознательно придерживался певец «бремени белых», на подсознательном уровне настоящий художник слышит пульс времени и не может не откликнуться. «Кошка, которая гуляла сама по себе» Редьярда Киплинга (1902). Не рабство, как у собаки, коровы и лошади, но договор: я ловлю гадких мышей и крыс, развлекаю твоих детей и мурлычу для тебя, а ты за это позволяешь мне греться у огня и наливаешь в миску молоко.

«Маэстро, урежьте марш!» — кто не помнит этой фразы из булгаковского романа. А на сцену выступает любимец читающей публики — Бегемот из «Мастера и Маргариты» (1928–1940). В нем всё, что было в книжных котах прежде: плутовство, склонность к философии, демоническая мистичность, независимость — и немного больше. Он своим: «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус», — обеспечил себе больше поклонников, чем приличного масштаба эстрадная звезда. И он тысячу раз стоит народной любви.

Было бы странно, если бы Стивен Кинг, по праву титулованный Королем ужаса, не обратился однажды к кошачьей теме. И он делает это не однажды. Рассказ 1977 года «Кот из ада» знакомит нас с чудовищным созданием, с приходом которого гибнут, один за другим, домашние хозяина, а сам он становится инвалидом, финал не обнадеживает. Не менее запоминающийся кот в самом жутком кинговом романе «Кладбище домашних животных»: помните Гейджа, любимца дочери писателя?

Жизнь порой бывает страшной штукой, но большую часть времени она всё же наполнена не инфернальным ужасом, а вещами вполне себе обыденными. Веселыми, грустными, абсурдными, забавными, повседневными проблемами и поиском способов их решения. В каковом деле нам, людям, неплохо бы брать пример с котов, которые не страдают неврозами, не мучаются бессонницей и ничто не способно испортить им аппетит. Распадается Союз, поднимается Железный занавес, множество соотечественников эмигрируют. Приходит время «Кыси» (1995) — авантюрных и озорных похождений питерского кота Мартына, он же Кыся, в России и за рубежом из романов Владимира Кунина.

С наступлением эры интернета и цифровой фотографии, интерес к извилистому кошачьему внутреннему миру на время переходит в сферу фотографии. Мы снимаем своих любимцев в тысячах возможных ракурсов и всякое такого рода фото, выложенное в сеть, обеспечивает множество лайков — куда больше, чем еда или текст. Но это не могло продолжаться бесконечно, и вот, открытие 2019 года, бурный дебют молодого актера Григория Служителя — смешной трогательный, грустный, нежный роман «Дни Савелия». Москва, наши дни, кот-философ кот-психолог, кот-стоик.

И сразу следом, в ковидном двадцатом, русскоязычный читатель получает возможность прочесть книгу японского писателя Хиро Арикавы «Хроники странствующего кота». Помните, в самом начале я говорила о собачьей преданности и верности хозяину? О преданности, словно бы изначально чуждой кошачьему роду? Этот роман опровергает сложившееся мнение и правильно делает, что опровергает. После смерти моей мамы ее Муся перестала есть, напрасно мы соблазняли ее деликатесами, за которые любая кошка душу продаст, и через месяц умерла. Здешний кот Нану путешествует в переноске по Японии, встречается с людьми, дорогими его хозяину, и другими животными. Мы до конца не знаем, что послужило причиной путешествия, хотя догадываемся. И я ревела с этой книгой в три ручья.

А чтобы не заканчивать на печальной ноте, вспомним главного книжного кота всех времен и народов из «Алисы в Стране Чудес»: «Видала я котов без улыбки, но улыбку без кота!»

И у других — улыбка, но… такая, да не та.
Ну так чешите за ухом Чеширского Кота!
(В. Высоцкий, песня из мюзикла «Алиса в Стране Чудес»)

Текст: Майя Ставитская