«Грозовой перевал»: о любви к книге с первого взгляда

Пушкин или Лермонтов? Толстой или Достоевский? Шарлотта или Эмили? Пары можно длить бесконечно, но я уверена — нет читающей девочки-девушки-женщины, которая не делала бы в определенный момент жизни выбор между сестрами Бронте. Возможно кто-то включает в это вечное противостояние Энн, третью сестру. Я не люблю ее книг, но с неделю назад видела в руках у дочери книжку «Агнес Грей» и, кажется, задела ее, пренебрежительно отозвавшись о другом романе младшей сестры Бронте «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла», который к тому же назвала «Незнакомкой из откуда-то там».

На самом деле одаренных детей Бронте было шестеро: пять девочек и мальчик, почти все погодки, с раннего детства вынужденные заботиться о себе сами. Трудно поверить, но после скоропостижной смерти матери старшая из них, восьмилетняя Мэри, взяла на себя заботы о семье. То есть, разумеется, служанки в пасторском доме случались, молоденькие и из тех, что не прочь отщипнуть кусок и без того нежирного сиротского пирога. Но заботиться о младших пришлось главным образом Мэри.

Энн, Эмили и Шарлотта Бронте (рисунок их брата Патрика, тень между сестрами — стертый им автопортрет)

И это были удивительные дети: держались своей компанией, много читали, придумывали интересные истории — тяга к сочинительству у сестер оттуда. В семье пастора придерживались вегетарианства, представляете, в начале позапрошлого века и в Англии, где национальная еда — мясо! Спустя год вольной жизни, для заботы о детях прибыла вдовая властная тетушка, которая не поладила с ними, и с ее подачи девочек отправили учиться. Кошмарная школа из «Джейн Эйр» списана с натуры. Еще через год из-за антисанитарии и скудости, в какой содержались ученицы, там разразилась эпидемия тифа, Мэри умерла. Был громкий скандал, сестер отправили домой, но вскоре за ней последовала Элизабет, чье здоровье было подорвано пребыванием в том безбожном месте.

Мемориальная табличка из школы

Младшие девочки и мальчик выжили, еще больше сблизившись и сплотившись, продолжили жить впятером с отцом. Спустя некоторое время Патрика Бренуэлла, брата, который считался в семье кладезем бесчисленных талантов, отправляют учиться в художественную академию, а девочек — теперь Шарлотту и Энн, которая в первый раз по малолетству избежала школы — в пансион. Эмили остается дома, что характеризует ее определенным образом, у нее была глубокая связь с домом: вдали от вересковых пустошей, так хорошо описанных позже в «Грозовом перевале», она чахла.

Сегодня мы назвали бы Эмили социофобкой. Домашний уют она предпочитала радостям внешнего мира, не стремилась к общению с окружающими за пределами дома. Позже самоизоляция послужит причиной упреков в присвоенном ею авторстве романа Бренуэлла — откуда, мол, молодая женщина, жившая уединенно в глуши и совершенно не знавшая жизни, могла почерпнуть ту концентрированную витальность, которая поражает в романе? Впрочем, о брате говорили, как об авторе книг всех сестер — адептам мужского мира трудно уложить в сознании трех талантливых девушек, которые вопреки всему сумели реализоваться, в то время как их брат разменял большие надежды на выпивку и наркотики.

Итак, «Грозовой перевал». (Внимание! Дальше возможны спойлеры!) Мне шестнадцать, валяюсь с жестокой ангиной, подруги, навещая, дарят книжку, чтобы не скучно было болеть. Открываю: какой-то арендатор, мыза, хамоватый хозяин, псина, рычащая у камина — пойдет от скуки. А потом ему, не лучась гостеприимством, отводят на ночь эту узкую постель в подобии шкафа, чье несомненное достоинство в домах без отопления — возможность согреть свой кусочек мира собственным теплом (сомнительная радость холодной зимой) и, коротая время до засыпания, вьюнош разглядывает каракули: «Кэтрин Эрншо», «Кэтрин Линтон», «Кэтрин Хитклифф». Ты еще ничего не поняла, а магия текста уже набросила на тебя свое покрывало. И, выныривая, спустя полминуты из дурного сна, оказываешься не испуганным гостем даже, а тем призраком, что разбил стекло и схватил его за руку. Им до конца книги и остаешься.

Первое появление Кэтрин на страницах производит впечатление вспышки сверхновой. Она и есть такая — звезда невероятной яркости, живущая недолго. А потом долгий размеренный рассказ экономки Нелли о детстве парочки сорванцов, росших как брат и сестра, хотя на деле ими не бывших, о рушащемся постепенно вокруг них мире и о том, как разрушения эти не ломали им хребта — они были друг у друга и были одним целым.

О юности и выборе, о социальных условностях и стремлении к лучшей жизни, которое похвально, ведь правда? Ну а если по пути теряешь что-то — так тому и быть. А если понимаешь, что потерянное — самая суть твоя? Значит так тому и быть. У тебя был выбор, и пенять теперь не на кого. Странно, вспоминаю теперь и почти плачу, а книга не слезлива. Один момент, прорвавшийся рыданиями — смерть Кэтрин. Но там как началось с той подушки, что она растеребила, сидя потом среди перьев и пуха, так до похорон и плакалось.

Так странно все переплелось в этой книге: совершенно романтическая история и полное отсутствие того, что можно охарактеризовать как «романтизм». Викторианская сдержанность и полуинцестуальный мотив запретной страсти. Реальность персонажей, которые по всему должны бы быть условными, приземленная логичность их поступков, облеченность плотью и кровью. Тончайший, микронный баланс между безумием и рацио, который в лучших произведениях искусства рождает концентрированную жизнь, гипержизнь.

А еще — тема кармы, воспитания, задатков. Помните это: «Я хочу посмотреть, вырастет ли одно дерево таким же кривым, как другое, если его будет гнуть тот же ветер»? Молодой Эрншо и Кэти-младшая. Разомкнутые скрепы, терпеливо распутанный узел, выход из колеса сансары. Или история о том, что истинная сущность либо рано или поздно проявится, либо умрет, не имея возможности реализоваться. А с нею умрет и личность.

Эмили умерла молодой, как, впрочем, все Бронте, не оставив нам других образцов своей прозы. А ведь она писала издателю незадолго до смерти, что работает над следующим романом. Сторонники конспирологических теорий утверждают, что уничтожить вторую книгу могла Шарлотта, пережившая сестер и брата. Нет-нет, не из писательской ревности или зависти, но потому, что содержание могло бросить тень на семью. Об аморальности «Грозового перевала» уже говорили; довольно скандальную известность обрела и «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» авторства Энн, героиня которой уходит от тирана-мужа (поступок неслыханный по дерзости для викторианской эпохи).

Возвращаясь к тому, с чего начинала: мое сердце сначала безоговорочно принадлежало Михаилу Юрьевичу, но с возрастом пальма первенства перешла к Александру Сергеевичу. С Парой Толстой-Достоевский та же история: сначала однозначно ФМ, теперь всё чаще склоняюсь ко Льву Николаичу. О том, что всякая девочка непременно должна любить Шарлотту Бронте я узнала в десять лет, когда во фрагментах для чтения учебника английского мы читали рассказ о школе Джейн. Тогда же учительница рассказала, что есть такой замечательный роман,только его не достать, в СССР книги были в дефиците. Позже все-таки удалось добыть и прочесть, и как было не полюбить?

Но совершенно моей история славной гувернантки не стала, в то время, как встреча с «Грозовым перевалом», оказалась любовью с первого взгляда. Прямо сейчас переслушала ее, втайне опасаясь, что книга обмелела, что покажется пафосной и высокопарной или напротив, наивной — и нет. То же наслаждение мастерски выстроенным сюжетом, тонкой иронией, филигранными деталями. Жизненной правдой в совсем, казалось бы, не жизненной ситуации. Всем тем, что отделяет просто очень хорошую книгу от шедевра.

Текст: Майя Ставитская